Психологу Наталье Шимко к трудным разговорам, задачам и ситуациям давно уже не привыкать. Она еще в студенческие годы начала оказывать помощь паллиативным пациентам. Двадцать лет работает в отделении медицинской реабилитации РНПЦ детской онкологии, гематологии и иммунологии.
О высоком профессионализме и успешном опыте свидетельствуют и многочисленные награды, в их числе Благодарность председателя Совета Республики Национального собрания Республики Беларусь, грамота Патриаршего экзарха. Беседуем с Натальей Петровной о тонкостях эффективных коммуникаций с пациентами и их родственниками, профилактике выгорания на работе и важности настроя на выздоровление.
Здесь только вера, надежда и любовь…
Наталья Петровна, почему вы выбрали для себя как психолога именно это направление работы?
Можно сказать, что оно само выбрало меня, и потом все пазлы настолько логично складывались, что со временем я перестала думать о других вариантах. Все началось в студенческие времена. Я пришла на практику в первую горбольницу Минска, где в то время было гематологическое отделение. Нужно было собрать информацию для курсовой по специфике работы с онкопациентами. Но этим я ограничиться не смогла, ведь окунулась в особенный мир.
Познакомилась с психологом Анной Георгиевной Горчаковой, которая тогда как раз задумывалась о необходимости детской паллиативной службы. В итоге я 8 лет проработала в Белорусском детском хосписе, директором которого вскоре стала Анна Георгиевна. Ежедневно приходилось разговаривать с уходящими детьми и их родителями. Я столкнулась с тем, о чем не рассказывали в институте. Но это был колоссальный опыт. К тому же появилась возможность учиться у иностранных коллег, участвовать в ознакомительных программах, семинарах с глубоким погружением в тему. Мы получали новую информацию и сразу пробовали внедрить ее в практику.
Потом я несколько лет работала в сфере образования. Но устроилась не в обычное учреждение, а в детский сад-школу для онкопациентов (его реорганизовали). Тематика меня все равно не отпускала.
Возможно, это связано еще и с тем, что моя мама — врач-онколог, всю жизнь проработала в РНПЦ онкологии и медицинской радиологии им. Н. Н. Александрова. Я с детства слышала ее беседы с коллегами и пациентами, часто заходила к ней на работу. В студенчестве подрабатывала санитаркой в отделении химиотерапии.
В РНПЦ детской онкологии я работаю с 2004 года. У нас в отделении около 30 пациентов и столько же родителей. Сразу удивило, что тут совсем другой аспект работы, хотя, на первый взгляд, везде приходится общаться с семьями, в которых есть больной ребенок. В хосписе речь шла больше про смирение, здесь же чаще — про борьбу.
Сначала, конечно, необходимо быстро отреагировать на шоковую ситуацию кризиса, причем и ребенка, и родителей, возможно, даже расширенной семьи — ведь и бабушки, дедушки тоже часто переживают очень сильный эмоциональный стресс. Потом нужно добиться того, чтобы мама нашла в себе силы быть функциональной, помогать своему ребенку.
Безусловно, очень важна слаженность в действиях между лечащим врачом, реабилитологом, инструктором ЛФК, другим медицинским персоналом и родителями. Поэтому психолог еще и определенный коммуникатор, который помогает людям освоиться в центре и найти контакт со всеми.
Наверное, есть пациенты, которые запомнились на всю жизнь…
Еще в хосписе было очень много людей, которые меня вдохновляли, учили, задавали высокую планку. И это продолжается по сегодняшний день. Я начала работать в хосписе после института, когда у меня были радужные планы, убежденность, что все могу решить, все преодолевается, если найти правильный подход. Но я и не подозревала, насколько сложные ситуации могут быть в жизни, какие глубокие переживания возникают у пациентов и их родных.
Психолог должен наполнить или восполнить, вдохновить. Но для этого он сам должен чем-то обладать, не только знать теорию по книгам. Должна быть зрелость, глубина, чтобы ты действительно мог что-то дать. Нужно постоянно работать над собой. Ты весь как на ладони, открыт, невозможно спрятаться за методиками. На каком-то этапе это может помочь, но дальше больше — тебе нужно разговаривать с человеком душой. И у тебя за этой душой что-то должно быть.
С самого начала меня удивила огромная сила духа детей. Казалось бы, ребенок может передать родителю тяжелый груз болезни и расслабиться: плакать, капризничать. Но маленькие пациенты нередко показывают пример терпения, участия, милосердия.
Перед глазами до сих пор стоит девочка Настя, с которой я познакомилась во время работы в хосписе. У нее на ноге была огромная опухоль, которая уже распадалась, пошли метастазы. Я пришла, и Настя сказала мне с одышкой (ей уже было тяжело говорить): «Я вас так ждала.
Давайте дорисуем мишку, которого не закончили в прошлый раз». Несмотря на сильные физические страдания, она помнила про рисунок и хотела его доделать, хотела общаться, видеть, ощущать этот мир. Какие же силы должны быть у ребенка, который может отвлечься, переключиться от своей боли?
Недавно в нашем центре лежала Даша (она ушла в июне). Ей было уже очень плохо, она находилась в паллиативной палате, ей было трудно самостоятельно дышать, ходить в туалет. Мы часто разговаривали по телефону, переписывались по Вайберу. Она все прекрасно понимала: жалела, что не может радоваться такому прекрасному лету, говорила, что хотела бы еще пожить, но осталось немного… И при этом она думала не только про себя.
В эсэмэсках спрашивала у меня: «А как ваше самочувствие? Как ваша спина?» Дело в том, что из-за проблем с позвоночником я тогда ходила в корсете. Шутила, что так модно. Но ребята постарше понимали, что он нужен не для красоты. И Даша тоже видела не только свою боль. Я читала сообщения со слезами на глазах.
Оставляют неизгладимый след в сердце и родители. Только представьте: мама, сын которой только что умер, подходит и благодарит: «Спасибо за то, что вы все это время были рядом с нами». Это такая практически уже неземная высота человеческого духа, которая не может не поразить.
В нашем центре все находятся в особой честной ситуации: не помогают положение в обществе, огромные связи и деньги. Здесь только вера, надежда и любовь, только настоящие ценности, а все остальное не работает…
Быть честным и не навредить
Каковы сегодня у вас, уже опытного психолога, главные принципы в работе?
Один из самых главных принципов — быть честным, не навредить.
Важно чувствовать человека и понимать его основные потребности, видеть так называемые психологические мишени. Причем он сам может не осознавать или неправильно понимать, в чем заключаются его главные психологические трудности.
В процессе работы становится ясно, как лучше, наиболее эффективно действовать дальше. Например, в какой-то момент может быть необходимо сначала продышаться, дать возможность отреагировать, потому что у собеседника ком в горле, и он не может ни говорить, ни анализировать свои чувства. И мы вместе глубоко дышим, плачем, кричим, бросаем шишки (благо недалеко лес).
Необходима живая, глубинная работа с личностью, ее внутренним содержанием. Нужно действовать ювелирно: быть слушающим, эмпатийным, поддерживающим, не проталкивать свою позицию, то, чем наполнен ты, а идти за пациентом. Нельзя вносить что-то противоестественное, чужеродное. Человека нужно гармоничным для него образом, на понятном ему языке научить более эффективным способам психологической защиты или более конструктивным видам коммуникации, наладить доверительные родительско-детские отношения и т. д.
Порой ко мне поступает запрос от врача: «Помогите, поговорите с мамой этого ребенка. Она меня совсем не слышит». Я начинаю общаться и понимаю, что женщина находится в эмоциональном шоке, ей жизненно необходима помощь психолога. Только после этого она сможет справляться с нужными задачами. Ведь она должна принять на себя большую роль поддержи больного ребенка, ухода за ним, решения всех возникающих вопросов. Важно и то, в каком настроении она находится рядом, возвращается в палату.
Часто, когда нужно дать волшебный пинок, использую образ, который понятен многим женщинам. Говорю: «Как кошка, взяла в зубы своего котенка и пошла в гору. Вижу цель, не вижу препятствий. Котенок копошится, гора отвесная, а кошка идет только вперед, несмотря ни на что…».
Это эффективно в случаях, когда лечение идет неплохо, а мама совершенно расклеилась, и ей нужно помочь открыть второе дыхание. Но одного рецепта для всех нет, нельзя всегда использовать один и тот же образ: нужно найти такой, который будет понятен и созвучен конкретному человеку.
Вы имеете дело с пациентами подросткового возраста. Что можно посоветовать медицинским работникам для установления эффективного контакта с ребятами?
Эффективное взаимодействие с маленьким пациентом устанавливается в основном через родителя, потому что они все еще крепко связаны эмоциональной пуповиной. Мама лучше всех поможет успокоить, отвлечь внимание, дать ресурс, настроить на какую-то процедуру. А вот в работе с подростками дело обстоит совершенно иначе.
Я отдельно общаюсь с мамой и отдельно с пациентом. У подростков часто бывает страх расстроить родителя, и они не все говорят, держат свои переживания внутри в присутствии отца или матери. На консультации, когда складываются близкие, доверительные отношения, часто приходиться слышать: «Только не говорите маме». И тогда мы раскручиваем другую ситуацию: разбираемся, почему сын или дочка не хочет, чтобы родители знали все. Ребята нередко думают, что сами виноваты в своей болезни, считают, что знают и понимают больше, чем родители.
Подростка ни в коем случае нельзя обманывать. При общении с ним особенно важна максимальная честность. Это не значит, что нужно рассказывать то, к чему человек еще не готов. В зависимости от ситуации можно сообщить все или часть. Если врач в разговоре отводит глаза, с трудом подбирает слова, пытается что-то завуалировать, такой пациент это сразу почувствует, и доверие пошатнется. Поэтому лучше сказать меньше, но четко и честно. Если на прямой вопрос пока нет ответа или есть страх ранить пациента, можно произнести: «Я не готов пока тебе это сказать. Получим анализы, тогда все решим».
Трудность еще и в том, что подростки сейчас во всем быстро ориентируются. Они изучают в интернете информацию не только про свое заболевание, но и про «эффективные» способы его лечения. В связи с этим может возникать вопрос: «А почему вы это не применяете?» Врачу могут быть неприятны подобные «экзамены». Но в такой ситуации крайне важно не сослаться на то, что у пациента нет медицинского образования, что ему все равно это будет не понятно, а спуститься на его уровень и доступно все объяснить. Иначе контакт будет потерян и вернуть его будет очень сложно, подросток закроется.
Кроме того, подростки быстро чувствуют, интересны ли они собеседнику. Притворяться с ними не получится. Меня как психолога очень выручает то, что мне нравится открывать для себя другого человека. Искренне восхищаюсь: «Ничего себе, сколько всего у тебя в жизни. Какой ты молодец, какая ты интересная, многогранная личность!».
Человечность и сострадание всегда в цене
Наверное, в любом возрасте важны такая поддержка, позитивный настрой, принятие.
Однозначно. К родителям тоже важно отнестись с теплом. Тем более в нашем центре они находятся в хронической неопределенности, усталости, постоянном осознании, что это не пройдет и не закончится скоро. А я им говорю про другое: «Спуститесь в нашу поликлинику и посмотрите, что происходит в коридоре. Там много детей, которые приехали уже только на проверку. Они бегают, носятся, чуть ли не сбивают тебя с ног. И ты от этого счастлив, потому что знаешь, через что им и их родителям пришлось пройти… И они смогли!».
С родителями нужно разговаривать на простом, человеческом языке, не обесценивать их чувства и переживания. Важно говорить незамысловатые фразы: «Я понимаю вас. Я вижу, что вы замечательная мама и стараетесь изо всех сил». Работает все, что связано с искренностью, милосердием, доступностью, уважением ко всему, даже истерикам и угрозам мамы. Ведь можно сказать: «Я понимаю, почему вы сейчас так говорите. Это шаг отчаяния, вам очень больно».
У нас есть опытный доктор, заведующий отделением, который, когда беседует с мамой, всегда интересуется ее мнением: «А как вы видите, чувствуете ситуацию? Что, по-вашему, нужно сделать?». И он не просто так спрашивает, ему не безразлично. Конечно, мама не может дать ему медицинский совет. Но она рассказывает о своих тревогах и страхах. И в таком случае врач может успокоить ее, объяснив, например, что операция будет происходить совершенно не так, как ей представляется, что таких рисков, которые она себе надумала, на самом деле нет…
Вспомнился еще один замечательный пример.
К маме, которая постоянно везде жаловалась, один врач нашел подход. Он сказал: «Я познакомился с ситуацией вашей девочки (назвал ее по имени). Она сложная, и я вам очень сочувствую. Жаль, что болезнь пошла по такому пути развития… Но мы вот что сделали… Мы с вами заодно». Он расположил женщину к себе нескольким фразами, потому что увидел в ней не жалобщицу, которая никого не хочет слышать, а переживающую, уставшую маму.
Насколько важен контакт врача с пациентом? И какие еще секреты помогут его наладить?
Эмоционально-психологическое состояние очень важно, особенно когда человек борется с болезнью. И, конечно, в первую очень лечащий врач может посеять в сердце семена надежды на выздоровление и помогать их растить. Часть эмоционального здоровья больного зависит даже от того, как зашел, поздоровался доктор, что он сказал.
У нас есть врач, который со всеми, в том числе и маленькими пациентами, здоровается при помощи рукопожатия. Вроде бы ничего особенного. Но это сразу гармонизирует отношения, возникают дружеское расположение, доверие. И его все готовы слушать, выполнять все, что он скажет, без протестов.
Понятно, что из-за усталости и напряженности, большого количества пациентов докторам не всегда удается построение отношений. Но значение имеют даже самые элементарные вещи: улыбка, небольшой тактильный контакт, комплимент, слова «Я рад буду помочь»,
«Мне так нравится, как ты улыбаешься»… Кажется, мелочи, без которых можно обойтись, но на деле все это очень эффективно. Самое интересное, что такие простые действия не только не энергозатратны, а наоборот, помогают избежать выгорания в работе. Важно увидеть не очередной сложный диагноз, а Настеньку или Петра... Если заметить в пациенте человека, то тогда он не тягостен, выгорания нет. Молодой доктор подходит ко мне и сообщает: «Завтра операция. Я поговорил с Варварой. Пожалуйста, помогите ей тоже настроиться. Кстати, она же играет на аккордеоне, как и я».
В коротком разговоре они открыли для себя друг друга, нашли общее и были позитивно настроены на операцию. Девочка с доверием пошла к врачу. А он не выгорал. Пациенту можно задать разные вопросы, которые показывают небезразличие: «А где ты учишься? В каком классе? Тяжело? Неужели ты это сама вяжешь, вышиваешь?»… Это не игра в одни ворота. Происходит взаимообмен энергией, пациент настраивается на своего доктора. Все это нужно только поддержать, показать заинтересованность в этом пациенте. Еще Гиппократ отметил: «Лечение болезни требует не только искусства врача и лекарства, но также много забот и ласки по отношению к больному».