Андрей Мурашко

За высокий профессионализм и успешное выполнение задачи по оказанию гуманитарной помощи населению Сирийской Арабской Республики (САР), пострадавшему от последствий землетрясения, начальник передвижного флюорографического кабинета — врач-рентгенолог отдела лучевой диагностики и лучевой терапии 432-го ордена Красной Звезды главного военного клинического медицинского центра Вооруженных Сил Республики Беларусь, подполковник медицинской службы Андрей Мурашко награжден знаком «Отличник здравоохранения». О работе белорусских медиков в САР, в городе Алеппо с 14 февраля по 17 марта 2023 года, Андрей Владимирович рассказал в своей статье.  О полученном опыте поговорил и с корреспондентом «Медвестника».

 

Андрей Владимирович, поделитесь впечатлениями о командировке в САР. С какими трудностями столкнулись? Как живет местное население?

 

В командировке за границей (не считая России) я был впервые. Это новый и однозначно полезный опыт для меня, хотя, стоит сказать, условия пребывания выдались достаточно напряженными, особенно первая неделя, пока не привыкли. Во-первых, языковой барьер: почти все местное население не знает английского. Некоторые пожилые люди немного понимали по-русски.

 

Общаться без переводчиков было практически невозможно, и мы сильно зависели от них, особенно в первое время. Опаздывает переводчик — работа останавливается. Через неделю-полторы диагносты выучили ключевые фразы и могли работать самостоятельно.

 

Однако в приемном отделении с этим сложнее: там нужно собирать анамнез, жалобы.

 

Во-вторых, в Сирии продолжались боевые действия, по данным, в 30–40 км от нас.  А примерно за неделю до нашего отъезда Израиль атаковал аэропорт в Алеппо, из которого мы должны были вылетать, была разрушена взлетная полоса.  В такой обстановке сложно сохранять спокойствие. В результате медперсонал вылетел с военного аэродрома, а техника прошла 400-километровый марш через Сирию до другого аэродрома.

 

Мы увидели жизнь людей в послевоенное время, обстановку после землетрясения. Множество разрушенных зданий, вокруг обломки... Уничтожены предприятия. Фотографии, видео не передают реальности. При этом активные боевые действия в Алеппо закончились в 2016 году. Сколько сил, времени и ресурсов требуется, чтобы все это восстановить...

 

Электричества, воды нет. Некоторые вовсе остались без крыши над головой, живут кто в палатке, кто в наполовину разрушенном доме.

 

Средняя зарплата — 50 долларов. Как люди выживают, непонятно. Возле домов стоят большие генераторы, которые обеспечивают электричеством, но стоит это очень дорого. Жильцы оплачивают 2–3 часа вечером, до 7–8 часов в сутки. Состоятельные люди могут позволить себе пользоваться генератором круглосуточно.

 

Страшно видеть все это своими глазами. Начинаешь еще больше ценить то, что есть у тебя, мир и спокойствие в своей стране. Я ни разу не пожалел о том, что съездил в Сирию. Любой опыт считаю положительным.

 

Как пациенты относились к белорусским медикам?

 

 Мы чувствовали доброжелательность и благодарность с их стороны. Они действительно ценили то, что мы приехали.

 

Кроме Беларуси и России, им никто больше не помогал. К нам выстраивались большие очереди. Стоит отметить, в Сирии статус врача очень высок. Это было понятно по тому, как уважительно пациенты относятся к докторам.

 

На территории нашего госпиталя мы находились под охраной российской полиции. Первые полторы-две недели за пределы лагеря не выходили. Освоившись, под охраной начали выходить в город. Те пациенты, которые нас уже знали, улыбались, здоровались, говорили «шукран» («спасибо»). У них кругом все торгуют, и нас угощали печеньем, конфетами, что кто продавал.

 

А насколько сирийские пациенты привержены лечению, как вообще относятся к своему здоровью? Можете ли что-то сказать о медицине в Сирии?

 

О приверженности лечению сложно судить, для этого нужно увидеть больше пациентов. Но что в целом могут сказать, так это то, что сирийцы очень много курят, причем с детства. Повсеместно сигареты, кальяны. Для них это норма жизни.

 

Мы очень хотели посмотреть сирийскую поликлинику, больницу, с чем и как там работают. К сожалению, местные власти нам отказали.

 

Медицинская помощь у них бесплатная. Со мной в «диагностической палатке» работал русскоговорящий врач-переводчик, лет тридцати, врач ультразвуковой диагностики. Все врачи-переводчики были русскоговорящими, учились кто в Беларуси, кто в России, кто в Украине. Часть из них 50–60 лет. Так вот по словам врача-переводчика, который со мной работал, в сирийских поликлиниках есть и нужное оборудование, и медикаменты, и доктора. Хотя много врачей уехало в Европу, Эмираты, соседний Ливан. И вообще много населения, у кого были деньги, из-за войны  уехало. В Алеппо, а это самый крупный город Сирии, с начала войны число жителей уменьшилось примерно в 2 раза. Сегодня там проживает около 2 млн человек.

 

Со временем, когда люди оценили, как мы работаем, к нам начали обращаться более статусные пациенты и сами доктора-переводчики. Даже если не так давно они обследовались, все равно приходили, чтобы узнать наше мнение, проконсультироваться насчет принимаемых лекарств, приносили рентгеновские, КТ-, МРТ-снимки. Нам было приятно, ведь это было признанием нашего профессионализма, уровня нашей медицины.

 

В Алеппо много частных медицинских кабинетов. Со слов опять же врачей-переводчиков, в государственном медучреждении доктор получает около 50 долларов (в принципе средняя зарплата по стране). После обучения (за границей или на родине) врачи обязаны отработать 5 лет в поликлинике или больнице, чтобы получить лицензию и заняться частной практикой.

 

Со мной иногда работал врач-переводчик — уролог лет пятидесяти, у него свой кабинет. Он принимает 2–3 пациентов в день. Говорит, достаточно. Плюс пара операций в неделю. За одну берет 500–600 долларов. Операции выполняет в больнице, арендует операционную на несколько часов (сколько потребуется), но приносит свои инструменты.

 

Какие еще особенности сирийского менталитета могли бы отметить?

 

 У них большие семьи, много детей. Очень уважительное отношение к родителям. Пожилые пациенты приходили к нам в сопровождении сына либо дочери.

 

Еще одна особенность, которая обратила на себя внимание, — отношение к работе. Раньше 10:00 работать они особо не начинают, а к обеду уже заканчивают. Первое время врачи-переводчики недоумевали, почему мы столько работаем. Мы начинали прием в 9:00. С 7 утра уже готовили палатки, обогревали. Работали до 5–6 вечера (до последнего пациента) с перерывами на приемы пищи. Бывало, больные поступали и ночью — экстренные. В Сирии же врачи работают с 10:00 до 14:00.  

 

Участие в гуманитарной миссии было добровольным. Почему решили полететь в САР? Не было страшно?

 

Некоторые сомнения, даже опасения, конечно, были, особенно перед вылетом, так как отдельные моменты в плане организации оставались непонятными до последнего. Мы отправлялись в чужую страну, где шли боевые действия, естественно, страх присутствовал, не без этого. Но мы летели помогать людям, которые пострадали от землетрясения, летели с благородной миссией. К слову, на себе прочувствовали, что такое землетрясение. В один из вечеров были толчки около 5 баллов на протяжении 1–1,5 минуты.

 

Мы были уверены в том, что должны оказать помощь, оказать на должном уровне, подключить все возможности нашего госпиталя, что в итоге и получилось. Обе стороны остались довольны. 23 февраля нас принял посол, нас поздравили и поблагодарили за работу местные власти. Мы увидели, что все было не зря…