Даже если смириться с тем, что ты получаешь за неделю меньше машиниста электропоезда, с учетом сумасшедших переработок моя почасовая ставка выходила ниже, чем у уличных паркоматов. Это признание британского акушера-гинеколога по имени Адам Кей на третьем году практики после шестилетнего обучения. Спустя еще три года он оставит медицину, начнет писать сценарии и через семь лет издаст книгу «Будет больно: история врача, ушедшего из профессии на пике карьеры», которая станет Книгой 2017 года по версии The Sunday Times, британским бестселлером и появится в Беларуси в 2019-м.
«Мой контракт схватил директиву за волосы, выволок ее, вопящую, из кровати посреди ночи и устроил ей пытку водой».
Если не обращать внимания на англоязычные имена, текст дневника покажется до боли знакомым. Начинается рассказ с момента выбора профессии: «Когда тебе 16, твоя мотивация заняться медициной обычно ограничивается фразами вроде «Мои родители были врачами», «Мне нравится доктор Хаус» или «Я хочу излечить рак». У героя книги врачом работал отец, так что «это было предначертано». Столкнувшись с реальными буднями в больнице, младший интерн Адам признается, что, оставаясь один в палатах на ночном дежурстве, чувствовал себя капитаном за штурвалом корабля («Корабля огромного, объятого пламенем, и ко всему прочему никто управлять этим кораблем не учил»). А вскоре герою вместе с остальными младшими врачами больницы (так в Британии называют любого врача, не получившего звания консультанта) приходится подписать отказ от Европейской директивы о рабочем времени, ограничивающей рабочие смены 48 часами в неделю, так как их контракты не соответствуют ее требованиям: Адам трудится по 97 часов в неделю, так что для личной жизни и «несерьезного хобби под названием сон» остаются крохи времени. Каким-то образом он, готовясь после рабочих смен, умудряется сдать экзамен на членство в
Королевской коллегии акушеров и гинекологов, что обходится ему в 1300 фунтов (две трети месячной зарплаты старшего интерна) и четыре месяца практически без сна.
О зарплате Адам пишет не так уж много, в основном сравнивает ее с суммами, которые получают его одногодки, выбравшие менее самоотверженные профессии: бухгалтера, строителя или менеджера системы общественного питания. Сравнение не в его пользу. В книге звучит ключевая мысль, что в медицину приходят не ради денег: «График работы ужасный, платят ужасно, условия ужасные; тебя недооценивают, не уважают, тебе не оказывают никакой поддержки, а сам ты частенько подвергаешься физической опасности. Вместе с тем это самая лучшая работа на свете». О том, чтобы сменить работу, герой начинает задумываться даже не из-за косности Национальной службы здравоохранения (НСЗ) — о ней он высказывается скорее философски, как о неизбежном зле, — а из-за отсутствия благодарности у пациентов, для которых он готов не есть по 12 часов, не спать и жертвовать годовщиной знакомства с любимой девушкой, равно как днями рождения, выходными, отпусками, именинами, свадьбами и крестинами друзей...
«После 4–5 лет работы в НСЗ уже как-то привыкаешь постоянно задерживаться и подменять коллег. Среди людей, не имеющих отношения к медицине, распространено убеждение, будто мы в какой-то мере сами решаем приходить домой в 10, а не в 8 вечера. На деле же единственное, из чего нам приходится выбирать — так это подвести себя или своих пациентов». Получают ли британские врачи материальную компенсацию за все свои переработки? Автор иронизирует: «НСЗ следует называть те деньги, которые они платят врачам, пособием», но признается, что как раз благодаря тому, что приходилось так много работать, ему удалось скопить на первый взнос за ипотеку.
«Было весьма уныло смотреть, на что уходят деньги: много кофе, много бензина, много пиццы навынос — в общем всякие скучные повседневные траты. Почти ни следа веселья и прочей необязательной мишуры — никаких пабов, ресторанов, походов в кино или поездок в отпуск».
Все медики привыкли иметь дело с медленным продвижением по карьерной лестнице и скудным материальным поощрением, однако гораздо сложнее смириться с фактом, насколько редко можно услышать в свой адрес: «Хорошо сработано!». Адам признается, что хранит все открытки, полученные от пациентов: «Эти лучи добра и внимательности подбадривали меня, когда мое начальство не могло или не хотело оказать мне такую честь».
Тем более обидно герою слышать от очередной пациентки: «Я плачу налоги всю свою жизнь», «И вы себя называете врачом?», а за упреками следует, естественно, список людей, которым она намерена пожаловаться, «начиная от главврача больницы и заканчивая ее терапевтом». Когда на Адама подают в суд за осложнение, которое он не мог предотвратить, врач сталкивается с моральным кризисом: «Я стал спрашивать себя, зачем мне вообще заниматься медициной, если даже у пациентов на меня зуб». Герой подчеркивает, что проблема имеет государственный масштаб: «то, что в нашей системе здравоохранения все больше и больше процветает сутяжничество, является лишь неотъемлемой частью ее постепенной американизации». По его словам, «правительство объявило войну врачам — заставило их работать больше, чем когда бы то ни было, за меньше, чем когда бы то ни было». А значит, каждый медработник должен как можно громче заявить о реалиях своей работы, чтобы люди знали, насколько нелепы утверждения «лживых политиков» о том, что в медицину идут из жажды наживы.
В тот момент в профессии его удерживают две вещи: «Во-первых, я слишком долго и усердно трудился, чтобы оказаться там, где я был сейчас. Во-вторых — и я понимаю, что это может звучать немного напыщенно, — это честь — иметь возможность играть столь важную роль в жизни других людей». Доверие пациентов, стремление сделать их жизнь лучше, спасти и подарить возможность иметь детей — вот главное, что помогает герою книги не опускать руки в самых непростых ситуациях. Сложностей добавляет и отсутствие кроватей в комнате отдыха медперсонала, и коллеги из дружественных стран, которых берут на замещение без достаточного знания языка, не говоря уже об опыте работы…
«Я сказал пациенту, что МРТ ему сделают не раньше следующей недели, и он пригрозил, что сломает мне обе ноги. Моей первой мыслью было: «Что ж, так я пару недель проведу на больничном». Еще чуть-чуть, и я бы пошел искать ему биту».
Вы скажете, недовольный чудесными условиями британского здравоохранения Адам Кей просто бесится с жиру, описывая «массовый уход людей из медицины» в своем райском уголке туманного Альбиона, «а вот у нас в Пуховичах…», но давайте оторвемся от жизнеописания остроумного соотечественника Шекспира и Байрона и взглянем на сухую статистику, приведенную на сайте «Би-би-си» (www.bbc.com).
Согласно отчету Национальной службы здравоохранения, в феврале 2018 года в Англии было 35 000 вакансий медсестер и почти 10 000 врачебных вакансий.
По данным аналитического центра Global Future, 12,5 % британских медиков работают за рубежом. По определенным специальностям, например, детская кардиология и нейрохирургия, это число увеличивается до 45 %. В связи с нехваткой собственных специалистов, в прошлом году министерство внутренних дел Британии заявило, что иностранные медики будут исключены из правительственного ограничения на квалифицированную миграцию (его порог составил 20 700 специалистов в год). Этот шаг приветствовали и руководство НСЗ, и британское министерство здравоохранения. Королевский колледж врачей общей практики назвал это решение «большим шагом вперед».
Как сообщает издание The Guardian, в настоящее время британская медицина больше всего нуждается во врачах общей практики, психиатрах и онкологах.
Система здравоохранения Британии является бесплатной, финансируется из общих налоговых поступлений, подавляющая часть медучреждений принадлежит государству. Зарплата врачей фиксирована, на нее в значительной степени влияет стаж работы. Первичная помощь предоставляется врачами общей практики. Невозможно получить госпитальную помощь без направления от ВОП, за исключением неотложной терапии.
Что же касается частной медицины, лучше вновь предоставить слово нашему герою: «Если вам нужны конкретные примеры, то попробуйте вбить в поисковик названия частных родильных отделений вместе с фразой «внесудебное урегулирование». Как я уже сказал, еда там всегда превосходная. Стоит ли она того, чтобы за нее умереть, — решать вам самим».
Как человек, который уже не находится внутри системы, Адам Кей видит ее недостатки и не боится высказываться. Он прямолинеен, говоря: «Лучше уж домашние пирожки, чем домашние роды». Он сожалеет о том, что врачей не учат говорить с пациентами и их родственниками, а пациенты не воспринимают врачей как людей: «Вот почему они так охотно жалуются, когда мы ошибаемся или выходим из себя. Вот почему они готовы наброситься на нас, когда мы наконец принимаем их в семь вечера в загруженный день, даже не задумываясь о том, что мы тоже предпочли бы находиться у себя дома. Такова обратная сторона, когда хочется верить, что врач не способен допустить промах, что он не в состоянии ошибиться с твоим диагнозом. Им не хочется думать, что медицина — это лишь одна из профессий, которой любой на планете в состоянии научиться, которую мог выбрать в качестве своей карьеры даже их недалекий двоюродный брат».
Возможно, «Будет больно» — это предостережение не только читателям книги, которым будет больно и от смеха, и от слез, но и тем, кто считает, что хорошо как раз там, где нас нет. Почему автор ушел из профессии? Узнаете, если прочитаете книгу. В любом случае, Адам Кей сделал свой выбор, но кто сказал, что он о нем ни разу не пожалел? Ведь, как он признается, «нельзя просто взять и перестать быть врачом».