Медсестра в реанимации
Фото носит иллюстративный характер. Из открытых источников.

Работа медсестры рядовому обывателю кажется несложной до тех пор, пока человек сам не окажется в стенах стационара и не увидит воочию, насколько тяжелой может быть их работа.

 

Mariya KomarovaМария Комарова:

 

Та, кто всегда рядом, кто услышит даже тихий шепот и придет на зов. Та, кто успокоит боль. Та, кто поможет в самой трудной ситуации, потому что знает и умеет все. Та, кто выслушает, поймет и утешит.

 

Та, кто спасет даже от самой смерти». Все это бессознательные социальные ожидания от образа медсестры. А что испытывают сами медсестры, отвоевывая жизнь или прощаясь с пациентом?

 

«У медсестры реанимации нет обеда»

 

Медсестра, 41 год, стаж работы в реанимации 4 года:

 

 У нас чаще всего лежат недоношенные дети (неонатальный блок). В хирургическом блоке — дети с врожденными патологиями, паллиативные, находящиеся на ИВЛ, дети после тяжелых оперативных вмешательств. В последнее время это часто дети с впервые выявленным сахарным диабетом, тяжелыми пневмониями, перитонитами, менингитами, энцефалитами.

 

В обязанности входит полный уход — кормление, профилактика пролежней, гигиена, правильный уход за трахеостомами, выполнение всех назначений врача. К каждому ребенку нужен индивидуальный подход — кого-то пожалеть, кого-то покачать, относиться как к своим. Они ведь не понимают, где они и что с ними, а самое страшное, что рядом нет мамы, поэтому необходимо стараться ее заменить.

 

Медсестра, 25 лет, стаж 6 лет:

 

Клиническая смерть, отек легких, инфаркт миокарда, тромбоэмболия легочной артерии, пациенты после оперативных вмешательств, разные... Сложностей в работе масса — начиная от перестилания, потому что пациенты бывают и 200 кг, а медсестры и санитарки в основном женщины.

 

У медсестры реанимации нет обозначенного времени для обеда: если у нас завал, то поесть в первый раз присядешь часов в 5–6 вечера, по очереди. Сна у нас нет — 24 часа на ногах, а смены бывают сутки через сутки. 

 

«Работая здесь, я начала понимать слово “судьба”»

 

Медсестра детской реанимации, стаж 4 года:

 

Многое зависит от того, с каким диагнозом пациент находился в реанимации… Если это паллиативный ребенок и все функции поддерживались искусственно, то сердце больше разрывается от того, как ты ему должна ставить зонды во все отверстия и постоянно санировать и переворачивать.

 

А вот если умирает пациент, который поступает вроде в нормальном состоянии (та же пневмония), а через сутки его не стало... Это тяжело для всех — от врача до санитарки. Работая здесь, я начала понимать слово «судьба».

 

Медсестра детской реанимации, роддом, стаж 17 лет:

 

Если малыша стабилизировали, перевели в другое отделение — это радость и наша маленькая победа. А когда не смогли спасти — большая трагедия. Смерть первых малышей помню в деталях, как и лица их родителей, фамилии, место, где это случилось. Прошло 17 лет, медицина развивается, мы научились выхаживать детей с очень малым весом, меньше килограмма, что вызывает гордость за работу нашей команды и здравоохранение в целом.

 

«К каждому пациенту — с душой»

 

Медсестра отделения реанимации, 25 лет, стаж 6 лет:

 

Это была женщина лет 60–70. У нее были добрейшей души родственники, имелись все лучшие средства по уходу. Но состояние было неоднозначным — то ухудшалось, то улучшалось. Дышала она через трахеостомическую трубку с помощью аппарата ИВЛ. Из-за того, что ее связки были повреждены, она могла лишь невнятно что-то прошептать, но со временем мы приспособились читать по губам.

 

Кормить приходилось с ложечки, поить через трубочку, ротировать — с особым трудом, но всегда по ее губам можно было распознать слово «спасибо». Однажды, уходя со смены, я зашла к ней, чтобы сказать «до завтра!», в ответ она кивнула и слегка приподняла уголки губ. Ночью мне приснился сон, будто она витает в воздухе в белой сорочке до пят и говорит мне: «Прощай!».

 

Я подхватилась в страхе, села на постели и вдруг увидела, как колыхнулась штора на окне. Утром на работе я первым делом побежала в ее палату — в этот момент ее тело перекладывали на транспортировочную каталку. Долго не могла прийти в себя.

 

С тех пор пообещала себе относиться к подобному с холодными головой и сердцем. Но это длилось ровно до тех пор, пока в автобусе ко мне не подсела убитая горем женщина в черном платке, вопрошавшая по телефону: «Почему они его не спасли?!» И все по новой: к каждому пациенту — с душой, заботой и любовью. Ведь дома их возвращения ждут так же, как та женщина в автобусе.

 

Уходя каждый день после смены, чувствую огромную эмоциональную усталость. Только потом, со временем и опытом, все больше относишься к смерти как к чему-то неизбежному, ведь у каждого есть свой срок.

 

nbui99

 

«Мне кажется, я никогда не привыкну…»

 

Медсестра, 41 год, стаж работы в реанимации 4 года:

 

Хорошо ее помню. Это была девочка 16 лет на последней стадии рака. Из Минска ее отправили к нам умирать, но она об этом не знала, родители ей не говорили. Такая красотка была! Помню, она рассказывала о планах на жизнь, как восхищается врачами и планирует поступать в медицинский, хотела помогать людям.

 

У нее были нарощенные ногти, и она очень переживала, что не может попасть на коррекцию. Она хотела жить так, что даже после кучи химий, облучений, оставшись практически без волос, и мысли не допускала о том, что уходит. И ушла… тихо, спокойно… Я вышла из палаты и плакала… Долго плакала. Меня все успокаивали, мол, привыкнешь, но мне кажется, я никогда не привыкну к тому, что уходят дети. Вообще к смерти невозможно привыкнуть, в каком бы возрасте она ни пришла. Но дети — это очень тяжело.

 

Медсестра, 41 год, стаж 20 лет, в реанимации 3,5 года:

 

Во вторую волну COVID-19 после родоразрешения (кесарево сечение) у нас умерла 23-летняя женщина. Родилась девочка, а вот мама легла на аппарат ИВЛ и больше не встала, легкие были поражены на 85 %. 31 декабря стала мамой, а 3 января ушла из жизни. Супруг забирал дочь и гроб жены в один день. Горе, боль для всех нас.

 

Ребенок был зачат путем ЭКО, платно. Женщина хотела жить, до сих пор вижу ее глаза и вспоминаю, как укладывали потом в черный мешок, как я подписывала черным маркером ее инициалы, время смерти (все согласно протоколу) и везла по улице в морг ночью… Это сложно, это больно, и психологическое, и физическое состояние у всех медиков нарушено после такого. Всех жалко — и пожилых, и молодых.

 

Медсестра, 42 года, стаж 21 год:

 

Это было 20 лет назад. Диагноз женщины лет сорока был несовместим с жизнью. Я дежурила с опытным доктором, со стажем не менее 40 лет. Больная утром поела сама, сделала прическу, макияж, достала лак для ногтей и начала их красить. Доктор посмотрел на нее и сказал: «К вечеру она умрет». А я говорю: «Ей же стало лучше!» На что он ответил: «Перед смертью им всегда лучше. Природа уходящим людям для чего-то дарит ясное сознание. Кто-то тратит его на воспоминания, кто-то просит прощения, а кто-то красит ногти и наводит красоту». Через 4 часа ее не стало. А у меня навсегда остался страх: человеку стало лучше перед смертью или все-таки для жизни?

 

Медсестра, 25 лет, стаж 6 лет:

 

Самое тяжелое — понимать, что, придя на работу в следующий раз, пациента можешь уже не застать. Смотреть на родственников, которые привезли своих близких в больницу в последний раз. Наблюдать, как кто-то из пациентов или персонала неуважительно относится друг к другу, еще хуже оказаться одной из сторон конфликта.

 

Выслушивать гнев, проклятия пациентов, особенно когда они говорят: «Чтоб ты так жил, мучаясь, болел, как я». Читать жалобы, быть привлеченным к разбирательству, понимая, что ты не виноват, при этом беззащитен и выше головы не прыгнешь.

 

«Нет в медицине званья выше…»

 

Медсестра 41 год, стаж 4 года:

 

Я очень люблю свою работу и люблю детей, и они это чувствуют. Даже находясь в отпуске, я хочу на работу. Всю жизнь мечтала быть медсестрой и воплотила мечту в 37 лет. Сейчас я на своем месте. Я могу выполнять любую работу, потому что я ее люблю!

 

Медсестра, 41 год, стаж работы в реанимации 4 года:

 

Это командная работа. И только объединяя усилия, можно добиться хорошего результата. Врач назначает терапию, медсестра все добросовестно выполняет, санитарки помогают в уходе. Если одно из звеньев не работает, то ничего хорошего не выйдет. В нашем деле нужно работать по зову сердца, с полной отдачей — это первостепенно! Другим не место в реанимации, особенно детской.

 

В нашем колледже в одной из аудиторий висело замечательное высказывание: «Благодаря хирургам выжил, но пусть простят мне доктора, нет в медицине званья выше, чем медицинская сестра!»*. Пациент может поправиться благодаря нам только в том случае, когда мы ответственно и своевременно выполняем все врачебные назначения, вовремя сообщаем обо всех нестандартных ситуациях, критических моментах. Все, конечно, благодаря доктору, но с нашей непосредственной помощью!

 

oiuy777

 

Медсестра, 25 лет, стаж 6 лет:

 

Видеть лица пациентов, которые идут на поправку, и непосредственно принимать в этом участие, слышать слова благодарности от них или их родственников. Слышать «спасибо за работу» от врача в конце смены. А еще это люди из коллектива, с кем успел сблизиться, переживать и вспоминать с ними общие смешные моменты.

 

Врачи-друзья — это отдушина в тяжелую смену. С ними работа проходит в спокойной атмосфере, все по порядку и по делу. Хочется поблагодарить таких врачей, которые могут найти общий язык и с коллегой, и с пациентом.

 

Медсестра, стаж работы в реанимации 5 лет:

 

И даже если не получается в жизни найти с врачом точки соприкосновения, в работе все становятся единым целым — врач, медсестра и санитарка. Это как механизм, в котором у каждого своя миссия. В одиночку с этим не справиться, и все это понимают. Врач — это голова, а мы  — шея и руки, и друг без друга мы не сможем помочь пациенту.

 

Елена Мороз, палатная медсестра отделения анестезиологии и реанимации № 1 ГОКБ, стаж 23 года:

 

Когда очень хорошие и добрые люди уходят, частичка тебя уходит вместе с ними. Но благодаря коллегам, семье, а также мыслям, что надо собраться, работать и жить ради детей, ради других пациентов, берешь себя в руки и двигаешься дальше. Такие случаи помогают ценить каждый миг.

 

За время своей работы я научилась относиться к смерти как к неизбежному. Как сказал Бертольд Брехт, бояться надо не смерти, а пустой жизни. И я могу с уверенностью сказать, что с 2004 года я не считаю свою жизнь пустой.

 

Медсестра, стаж 20 лет:

 

«Мне нравится чувствовать себя нужной. Другого ответа не знаю».

 

А другого и не надо! Спасибо, сестры!

 

*Автор стихов — Владимир Климович.