«Игнатий Антонов?! Крупнейшая фигура в отечественной неврологии, один из основателей академической медицины в нашей стране. При этом справедливо назвать его и выдающимся клиницистом, и очень талантливым организатором, и новатором, а в придачу и бравым защитником родины. Он, к слову сказать, освобождал Минск…»
Предыстория
Ворвался в столицу, ни много ни мало, на танке. Лейтенант Игнатий Антонов, за год до войны с отличием окончивший фельдшерско-акушерскую школу в Витебске и поступивший в Витебский мединститут, попав на войну, имел такую неудовлетворенную жажду знаний, что освоил Т-34 не хуже, чем получалось у него наложение «неаполитанки» или «шапочки Гиппократа», и когда командир экипажа погиб… Впрочем, эту страницу из биографии легендарного невролога, первого народного врача Беларуси, лауреата Государственной премии, я уже описала в статье, выходившей в «Медвестнике» ко Дню медработника. Теперь же, для написания этого материала, посвященного 100-летнему юбилею академика, мне нужен был Антонов-ученый, Антонов-коллега, Антонов-наставник… Я обратилась к тем, кто мог или должен был знать моего героя в работе. Едва ли не самый частый мой собеседник в темах истории медицины, располагающий информацией, как мне кажется, обо всех наших выдающихся медиках, начиная от Жилибера, — главный научный сотрудник Института биохимии биологически активных соединений, член-корреспондент НАН Беларуси Андрей Мойсеенок. Получив на вайбер скромный вопрос «А знали ли вы?», он откликнулся на него со свойственным ему задором: «Он однокашник моего учителя Юрия Михайловича Островского! Послушайте, это же была невероятная история!»
Недюжинный талант повествователя заводит моего собеседника в те времена, когда «пережившие войну молодые люди поступили в 1945 году во вновь открывшийся после оккупации Минский медицинский институт».
— И кто бы вы думали это был? В одном выпуске 1950 года оказалась целая плеяда будущих академиков: Игнатий Антонов, Георгий Сидоренко, Юрий Островский. Вместе с академиком Валерием Гуриным они создадут потом отделение медико-биологических наук НАН Беларуси. Это будет настоящее подвижничество с их стороны и большое событие для академии. Заметьте размах: они охватят не только медицинские науки, но и биологические… Где-то в мемориальном кабинете Островского есть альбом того выпуска. Надо мне в него заглянуть и эту выдающуюся троицу для вас подглядеть…
Таких не бывает много
— Таких людей, как Игнатий Петрович Антонов, в нашей стране, да и в мире было и есть немного. Таких не бывает много. Взять хотя бы тот факт, что он подготовил 23 доктора и 45 кандидатов медицинских наук. Что-то мне подсказывает, что больше у нас никто к защите не подготовил. А ведь в это же самое время он руководил институтом, что, как вы понимаете, очень непросто само по себе, не говоря уж о совмещении такой должности с научной работой. А он совмещал. Возглавляя НИИ неврологии, нейрохирургии и физиотерапии на протяжении 36 лет и не переставал заниматься заболеваниями периферической нервной системы — долгое время мы были в этом направлении лидерами в СССР.
Сергей Лихачев, заведующий неврологическим отделом РНПЦ неврологии и нейрохирургии (в былые времена того самого института, который три с половиной десятка лет возглавлял Игнатий Антонов), доктор мед. наук, профессор, делится впечатлениями от первой встречи с тогдашним своим директором:
— Меня в беседах для вашей статьи назначили старшим, а ведь я далеко не старший. Когда-то я пришел в институт совсем молодым, мальчишкой. Мои первые впечатления от встречи с Антоновым я не знаю, как передать… По большому счету такое, конечно, запоминается, но я был клиническим ординатором, я только всему учился, а он уже был академиком, большим человеком. А вот что меня в нем удивило, так это то, что он позиционировался не только врачом, но и военным. Последнее не покидало его никогда — о войне он вспоминал очень часто. В его рассказах о ней всегда звучали подробности и мелкие детали — куда его часть двигалась, когда что происходило, и я только спустя какое-то время задумался: а что он мог помнить об этом, будучи фельдшером? Но он помнил. Для него такие подробности были, очевидно, важны.
Человек потрясающей биографии
Скрупулезность и наблюдательность, обостренное внимание и поразительная, не допускающая погрешностей точность во всем — пожалуй, в случае с академиком Антоновым это и есть те качества, без которых не стать человеку «ярким примером того, как можно из рядовой жизни, из типичной для того времени сельской местности, имея простых родителей — из обычных условий обычной среды вырасти до личности грандиозного масштаба». Я процитировала заведующего кафедрой неврологии и нейрохирургии ВГМУ, кандидата мед. наук, доцента Юрия Алексеенко. Игнатий Петрович — его земляк, и по этой причине он всегда был об Антонове наслышан. Хотя, с другой стороны, говорит он, Игнатий Петрович был такой величиной и таким авторитетом, что о нем невозможно было не знать.
— Что до наших контактов с ним, то они были частыми: я и мои коллеги-неврологи постоянно участвовали в конференциях и других мероприятиях, проводимых в Минске, а он так же часто приезжал в Витебск — и на выездные республиканские конференции, которые тогда активно практиковались, и для консультирования пациентов, и по другим самым разным поводам. Встречи с ним были непродолжительные, но очень запоминающиеся. Конечно, для нас, молодых специалистов, он был не просто директор НИИ, но и яркий общественный деятель, и заслуженный ветеран — человек, чья фамилия постоянно присутствует в СМИ, а еще — обладатель потрясающей биографии.
«Пожалуй, в самую первую очередь мы знали о нем именно это: Антонов — человек потрясающей биографии. Мы видели перед собой лидера нашей специальности, признанного таковым не только в нашей стране, но и за рубежом. Он был и руководителем ведущего учреждения отрасли, и одновременно руководителем целого направления клинической неврологии — вертеброневрологии, ведая изучением всех расстройств, связанных с дистрофическими нарушениями в позвоночнике».
— Мощный организатор и яркий коммуникабельный человек, он умел взаимодействовать и с сотрудниками, и с руководством, и с врачами, и со студентами. Его стиль — не технология подчинения, он излучал что-то такое, из-за чего с ним нельзя было не считаться, невозможно было его не уважить. У него много учеников до сих пор — людей, которые выросли в профессии под его руководством и продолжают его дело с учетом новых стандартов, требований и реалий. Он для них образец лидера, который сумел сформировать в соответствии с запросами времени направления развития неврологической науки и неврологической службы. Все неврологические клиники и кафедры нашей страны имеют его учеников даже среди тех, чьими работами он не руководил непосредственно. С ним мы ощущали себя очень собранно, осознавали себя единым неврологическим сообществом, настоящей командой. Эта традиция продолжается. Я часто рассказываю о нем студентам, поскольку это часть нашей общей истории, — продолжает Юрий Владимирович. — И вот еще что показательно. Мир науки и образования — сфера интеллектуальной конкуренции, в ней царит дух соперничества. А он в этой сфере, где так много тонкостей взаимодействия, управлялся с парадоксальным успехом. Надо было преодолеть массу ступеней и трудностей, доказывать на каждом рубеже свой вклад и свое значение, но его секрет в том, что он не был рафинированным ученым, он жил в реальности и знал о ней все — от высот научного плана и тонкостей администрирования до быта конкретного пациента. Все для него было обязательным. Сложно понять, как ему все удавалось, потому что и тогда, и сейчас на такой охват нужны колоссальные силы и время, но — удавалось…
Справедливость зашкаливала
Год 1988-й. Молодые сотрудники двух кафедр — госпитальной терапии и офтальмологии — Витебского мединститута Сергей Пиманов, Владимир Костюченко и Виктор Морхат подают результаты своих научных исканий на конкурс, победа в котором обеспечивает высшую республиканскую награду, предназначенную для молодых ученых. Весомый во всех смыслах труд — объемный и перспективный, скрывающий под заголовком «Разработка новых методов диагностики и их применение в клинической практике» методы только-только вводимого тогда в медицинскую практику ультразвукового исследования, — претендует на победу с заметным отрывом от конкурентов — и побеждает. Ребята получают премию Ленинского комсомола Беларуси в области науки и техники, но…
— Получая ее, мы ничего не знали о том, что происходило в жюри накануне, — рассказывает заведующий кафедрой внутренних болезней и ультразвуковой диагностики ФПКиПК ВГМУ, доктор мед. наук, профессор Сергей Пиманов, один из тогдашних лауреатов. — Несопоставимый ни с какими другими ни по значимости, ни по качеству, ни по объему, этот труд должен был уступить гораздо более слабой и мелкой работе минских участников, и так и произошло бы, не вмешайся в процесс присуждения премии академик Антонов.
«Мало того, что вы вздумали наградить незаслуженно, так еще и земляков моих чуть не обидели», — возмущался Игнатий Петрович.
— Он был такой, — говорит Валентина Заяц, создатель музея Витебского государственного медицинского колледжа, а в прошлом — директор этого колледжа, чьими стараниями он не так давно получил имя академика Антонова, выпускника-земляка. — Вспоминаю, как в 1998 году, когда я работала проректором по воспитательной и информационной работе в мединституте, мы ожидали визит Игнатия Петровича, готовясь к нему с невероятным волнением (академик приедет!), и Ростислав Николаевич Протас, завкафедрой нервных болезней, сказал: «Вы не думайте, что он всегда такой добрый. Малейшее проявление несправедливости вводит его в состояние ярости. Я это наблюдал. Чувство справедливости у этого человека зашкаливает».
Это чувство вело его той дорогой, идя по которой он достигал главного качества настоящего ученого. Вот что говорит об этом доктор мед. наук, профессор Евгений Короткевич, заведующий сейчас нейрохирургическим отделом РНПЦ неврологии и нейрохирургии:
— Многие его воспитанники и подчиненные отмечали, что он не давал «стабилизироваться», не препятствовал дальнейшему росту, а способствовал ему. Он прекрасно понимал, что в его институте всем сделать карьеру невозможно, и давал сотрудникам рекомендации в другие учреждения — чтобы они возглавляли кафедры или институты, как это вышло со мной.
По каменистым тропам
Евгений Александрович вспоминает, как при Антонове было возможно то, что теперь в силу разных вполне объективных причин оказалось утраченным.
— Придя в институт, я сразу отметил, что здесь научными делами занимаются серьезно. Мы могли, прежде чем лечить пациента, отработать все приемы на животных. Была у нас и своя патологоанатомическая служба, что тоже было важно: мы имели возможность оценить ситуацию непосредственно, своими глазами, а не через телефонный звонок коллег из другой части города. При Игнатии Петровиче были созданы все условия для того, чтобы в пределах одного учреждения можно было отследить все клинические успехи и неудачи. Этим меня мое первое место работы и привлекло: понял, что здесь я точно смогу развиваться. Игнатий Петрович щедро делился знаниями, а не скрывал их, как это бывало с другими. Я, недавно окончивший институт, вбирал все знания, словно губка. С удовольствием ходил на его обходы, которых многие очень боялись. Меня они привлекали...
На клинических обходах Антонова часто присутствовала Наталия Нечипуренко, теперь заведующая лабораторией клинической патофизиологии нервной системы РНПЦ неврологии и нейрохирургии, доктор мед. наук, профессор.
— Он собирал врачей и спрашивал их со всей строгостью, как на экзамене, и по анатомии, и по физиологии, и по топике процесса, и каждый врач должен был объяснить, каким именно образом какой отдел нервной системы был поражен. Мы этого, конечно, боялись. Или лучше сказать: это нас напрягало, потому что каждую неделю надо было готовиться. Но он был такой вот взыскательный ученый и педагог. И на клинических конференциях задавал серьезнейшие вопросы, на которые надо было давать ответы. Это была хорошая школа. В связи с этим он любил цитировать Маркса: «В науке нет широкой столбовой дороги, и только тот может достигнуть ее сияющих вершин, кто, не страшась усталости, карабкается по ее каменистым тропам». А когда надо было приободрить, он командовал: «Не впадать в квасцы!» Это значило: не унывать.
Тот Федот
Евгений Короткевич вспоминает еще одну любимую фразу учителя: «Ты Федот, да не тот».
— Это означало, что он видит заложенный в тебе потенциал и надо стараться, стараться, стараться, чтобы достичь в себе того истинного Федота, чтобы самому себе соответствовать. А в 1988 году я с Игнатием Петровичем расстался — перешел в НИИ онкологии. В 2001-м, когда Антонов уже не руководил, а лишь консультировал, я вернулся в его институт. За это время, поработав и заместителем директора, и директором, я сумел оценить в его личности то, на что раньше внимания не обращал. В моих глазах он оказался чрезвычайно деятельным и энергичным, очень доброжелательным и одновременно требовательным и взыскательным. Он легко завоевывал симпатии всех слоев общества, начиная от обычных людей и завершая начальством самого высокого ранга. Его пациентами были и представители партийной верхушки, и рядовые граждане, и он одинаково умел общаться со всеми. Любил быть первым и на виду. Считал себя человеком счастливой судьбы, имеющим небесного покровителя. А как он любил заводить, тамадить на неофициальных мероприятиях, на пикниках и в поездках! Он сам их организовывал. Прекрасно пел и танцевал. Живой, молодой, неунывающий. Всегда его окружали музыканты, артисты, писатели. С ним было легко. Он был из тех, кому никто не помогал, кто уповал лишь на собственные старания и умения, а еще на удачу… Он сам себя создал!
Физик в гостях у невролога
Некоторое время Игнатий Петрович работал как преподаватель. Это было еще на заре его научной карьеры, и про его лекции тогда говорили, что они грандиозны — информационно насыщены и потрясающе интересны. В придачу он хорошо писал — понятно, продуманно, эмоционально.
«Известно, что перенапряжение функциональных систем организма ведет к истощению его компенсаторных резервов», — такое простое и емкое предложение, для врача констатирующее, а для обывателя поучительное, выхватил мой взгляд из статьи о применении спекл-оптики для создания микрогемодинамических карт с целью оценки периферического кровотока. В ней же говорится и об использовании голографии в изучении функционального состояния нервно-мышечной ткани в норме и при патологии. Статья написана в соавторстве, на стыке физики и медицины.
В 1976 году в институт к Игнатию Антонову пришел со своими идеями когерентно-оптических методов исследования клеток и тканей молодой физик Танин, успевший к тому времени стать кандидатом физико-математических наук и создать первую в нашей стране голограмму — оптический клон фарфоровой статуэтки 18-го века «Крестьянин, пьющий из ковша». Сегодня доктор физико-математических наук, академик Международной инженерной академии, заслуженный изобретатель Республики Беларусь Леонид Танин, еще один мой собеседник, — среди создателей наукоемкого предприятия ЗАО «Голографическая индустрия» и широкой общественности больше всего известен выпуском серии потрясающих голограмм «Клады земли белорусской». А в 1970-х одержимый оптикой молодой человек, ставший физиком вопреки желанию матери, которая мечтала видеть его врачом, искал контакты в мире медицины, чтобы обернуть свои прорывные идеи в оптике на службу человеческому здоровью. До того времени возможности спекл-оптики (от английского speckle, что означает «крапинка», «пятнышко» — случайная интерференционная картинка, образующаяся при взаимной интерференции когерентных волн, имеющих случайные сдвиги фаз или случайный набор интенсивностей) врачами не изучались, а Леонид Танин, пройдясь с докладами об этих возможностях по разным институтам и конференциям, нашел поддержку не у кого иного, как у Антонова.
Чуткий ко всему новому, Игнатий Петрович взял физика на работу и в институтском подвале, на месте, где был гардероб, по ночам, когда молодому ученому не мешали никакие вибрации, он воплощал возможности оптики в жизнь.
Под крышей института, располагавшегося тогда в 5-й клинике, Леонид Танин создал группу когерентно-оптических методов исследования, в которой работали физики, медики и биологи — специалисты из разных отраслей знаний занимались одним общим делом, имели общие цели, задачи и методы. То, что спустя десятилетия будет повсеместно использоваться как мультидисциплинарный подход, интуицией уже немолодого Антонова внедрилось в белорусскую неврологию, что называется, с лету.
— Один из проектов, в разработке которого принимал непосредсвенное участие Игнатий Петрович Антонов, — создание лазерного спеклометра. Этот прибор много лет успешно использовался в РНПЦ неврологии и нейрохирургии, — говорит Леонид Викторович. — Он позволял бесконтактно измерить тонус мышц и поверхностный кровоток в любой точке тела. Это важно и для оценки мышечной усталости, и для косвенной оценки цереброваскулярной реактивности при хронической ишемии мозга, и при сопоставлении параметров микрогемодинамики пораженных и здоровых сосудов, и для многого прочего. Аналогов прибору в мире нет.
Если он ставил цель, то всегда ее обосновывал
Профессор кафедры неврологии и нейрохирургии ГомГМУ, доктор мед. наук Валентина Латышева в институте Антонова была научным сотрудником организационно-методического отдела, потом руководила лабораторией, возглавляла научно-организационный отдел с группой научно-методической информации. Она была одной из тех, кто под руководством Антонова изучал иммунологические аспекты возникновения остеохондроза. Это были 1960-е годы, иммунология вступала тогда в свой новый период, ознаменованный идеями Бернета и Медавара о «своем» и «чужом»: за изучение явления иммунологической толерантности они получили Нобелевскую премию. Иными словами, иммунология была у всех на устах, на нее, можно сказать, была мода. И вот среди десятка теорий возникновения остеохондроза, от сосудистой и гормональной до наследственной и механической, ни одна из которых не объясняла исчерпывающе то, что происходит в позвоночнике, разрабатывается иммунологическая. Минск не стоит в стороне от мира, и на территории 5-й клиники, в стенах НИИ неврологии, нейрохирургии и физиотерапии проводятся исследования, достойные «производственного романа», в трогательных сценах которого ведут поиск истины люди и кролики, объединившись против стремительно распространяющихся болей в спине, которыми начинают страдать молодые, против болей, которые становятся настоящим бичом.
За клинико-экспериментальное обоснование аутоиммунной концепции патогенеза остеохондроза в 1994 году коллектив авторов, в том числе Игнатий Антонов и Валентина Латышева, удостоился Государственной премии. О своем руководителе Валентина Яковлевна говорит с пиететом:
— Если он ставил цель, то всегда ее обосновывал и всегда достигал того, к чему стремился. При его руководстве в нашем институте были открыты новейшие лаборатории, закуплена новейшая диагностическая аппаратура, стали делать электронейромиографию и другие передовые исследования. Большое значение наряду с лечением вертеброгенных заболеваний придавалось развитию медицинской реабилитации, ведь институт занимался и физиотерапией. Все было направлено на восстановление человеческого здоровья и работоспособности.
Он был простой
Для Наталии Нечипуренко Игнатий Петрович Антонов — руководитель обеих ее диссертаций. В возглавляемый им институт она попала, получив, как и он, диплом с отличием.
«Что мне в нем нравилось больше всего — он был прозорлив. Что это значило? Он мог видеть твои потаенные мысли. Иногда мне казалось, что он способен их прочитать».
— Я пришла в маленькое здание барачного типа на территории бывшей Минской областной клинической больницы, вошла в крошечную приемную и первым увидела секретаря — колоритную личность, полковника в отставке по фамилии Муравицкий. Оказалось, что графика приема у Антонова нет: он мог принять в любое время, когда у тебя возникала такая необходимость. Уже при первой встрече я поняла, как он прост в общении.
Он никогда не обладал таким качеством, как научное высокомерие, снобизм. Есть это у многих ученых, а он таким не был. Но я привыкла смотреть на профессоров как на олимпийцев, что уж говорить про академиков. И Антонов был для меня вершиной, несмотря на его человеческую доступность. Человек огромной трудоспособности, в сутки он спал 5-6 часов, а в отпуск всегда уезжал с неврологическим молотком. Игнатий Петрович хорошо разбирался в людях, был психологом и физиогномистом. Он видел горизонты науки, что позволяло ему быть новатором, обладал уникальным креативным мышлением, благодаря чему многие новые методы исследований, которые ему предлагались, были оценены им с точки зрения перспективы развития. Так у нас в институте открылась новая экспериментальная лаборатория, в которой занимались сложнейшими направлениями медицины, и были мы в них настоящими первопроходцами. Например, одними из первых в стране стали изучать механизмы действия и биологические эффекты низкоинтенсивного лазерного излучения. В настоящее время существует целая отрасль медицинской науки — лазерная медицина, а различные методы низкоинтенсивного лазерного воздействия на организм широко используются при различных патологических состояниях, в том числе и при заболеваниях нервной системы. Все, что мы начинали с Игнатием Петровичем Антоновым, продолжает быть актуальным и развивается до сих пор.
Фото из архива дочери И. Антонова Галины Овсянкиной.