«Вы знаете, какой подход работает в современной авиации? — проводит аналогию заместитель главврача по хирургической помощи Минской областной клинической больницы, кандидат мед. наук Егор Боровик. — Представьте, констатировали факт падения самолета, установили причину: ошибка пилота. На этом ведь расследование не заканчивается. Главный вопрос, на который ищут ответ: почему пилот ошибся? Семейные проблемы? Плохо обучен на симуляторах? В медицине должна работать точно такая же логика! Прежде чем наказывать за какие-то изъяны в работе, надо выяснить, почему так происходит, и научить, как делать правильно». Наша беседа — о «погоде», в которой развивается хирург, крейсерском режиме в операционной и принципах современной хирургии.
Найти «свою» хирургию
Егор Алексеевич, расскажите, пожалуйста, быстро ли вы нащупали свое направление в хирургии?
В самом начале профессионального пути я делал громкие заявления, что если не стану хирургом, то в медицине вообще не останусь. Сейчас уже могу сказать, что любая сфера медицины интересна, и мне кажется, если б я за что-то брался с такой же страстью, как за абдоминальную хирургию, точно так же влюбился бы в любое из направлений хирургического профиля. Хотя и из терапевтического меня, например, привлекает лечение инфекционных болезней.
Был момент, когда я думал пойти в нейрохирургию. Но быстро понял, что не мое. Мне казалось очень важным как можно раньше отсеять «не свое» и сделать упор на «своем» — абдоминальной хирургии с применением малоинвазивных технологий с особой любовью к гепатопанкреатобилиарной зоне и колоректальной хирургии.
Вам удалось поработать в двух крупных клиниках Минска. Расскажите про свои хирургические «университеты».
Вы знаете, у меня достаточно долгий путь в профессии. В студенчестве проходил сестринскую практику в отделении проктологии 3-й ГКБ имени Е. В. Клумова, где мой интерес к хирургии заметили и стали брать на операции в качестве операционной сестры, а после и на ассистенции. Во время учебы я много времени проводил и в Минской областной клинической больнице, первые мои учителя в хирургии как раз отсюда. А вот субординатура и интернатура, как и первые 10 лет работы, прошли в ГКБСМП.
Я оперировал в хирургическом отделении № 3 (гепатологическом). Там провел первые большие операции на поджелудочной железе в рамках диссертационного исследования. Эти шаги в профессии и науке поддерживали руководитель моей кандидатской диссертации заведующий гепатологическим отделением клиники, доктор мед. наук Сергей Ращинский и заведующий кафедрой хирургических болезней БГМУ, академик НАН Беларуси Станислав Третьяк.
А полгода назад вернулся туда, где начинал студентом, в Минскую областную клиническую больницу, но уже на должность заместителя главврача по хирургической помощи. Коллектив за это время немного поменялся: кто-то из моих учителей ушел в другие клиники, кто-то уже не работает. Переходить было очень волнительно, но не страшно, так как многих знаю еще со студенчества.
Себя вы относите больше к плановым или экстренным хирургам?
Когда-то меня пытались убедить, что я не экстренный хирург, а больше плановый. Но вы знаете, отработав 10 лет в БСМП в том числе ответственным дежурным хирургом, разве можно согласиться с этим?
Да, на этом жизненном этапе в областной больнице экстренности чуть меньше, но ее тоже хватает. Бывает, срочно выезжаю в район и оперирую там. Самые тяжелые случаи с области стараемся забирать на себя. Клиника третьего уровня оказания помощи для того и существует.
Потеряли ли вы в хирургической активности в связи с переходом на новую должность?
Практически нет. В операционную хожу каждый день за редким исключением. По понедельникам беру дежурства. Ведь невозможно увидеть мелкие недочеты в работе службы, если сам в этом не варишься.
Меня очень тяжело поймать в кабинете. Руководитель — это тот человек, который должен своим примером показывать, как надо делать, куда надо двигаться и на что делать упор.
Во многих странах мира шеф хирургической службы — это один из ведущих специалистов, который оперирует, дабы задавать темп коллективу. Он должен видеть направление, в котором идет развитие хирургической службы, ее краткосрочный и долгосрочный планы…
Каких принципов придерживаетесь в работе?
Я практически никогда не выскажу то или иное утверждение, касающееся пациента, со стопроцентной уверенностью. Ушел от этого полностью. Железобетонность в медицине практически невозможна. Уж очень у нас непростая профессия, и настолько уникален каждый человеческий организм, что у каждого болезнь может протекать с некоторыми особенностями. Да, в большинстве случаев, 75–80 %, она будет проходить типично. Но есть же еще около 20 % «счастливчиков» с особенностями течения самого заболевания либо с особенностями анатомии или иммунной системы. Они дают картину не совсем типичную, на которой чаще всего и можно ошибиться, поэтому радикальных высказываний я в последнее время стараюсь избегать.
А еще я абсолютный фанат и приверженец медицины, основанной на доказательствах. Многомиллионные исследования с участием огромного количества центров, от маленьких до именитых клиник, для того и проводятся, чтобы убрать призму субъективизма из медицины.
А можно ли, на ваш взгляд, совсем убрать этот субъективизм? Ведь в хирургии, как, впрочем, и во всей медицине, все равно есть человеческий фактор…
Безусловно, на 100 % под каждый клинический случай не напишешь рекомендации, но в подавляющем большинстве это должны быть стандартные подходы. А сложные случаи — это уже мастерство, видение, иногда даже творческий момент. Не всегда попадаешь в штатную ситуацию в операционной. Бывает, приходится исходить из здравого смысла и обязательно нужно советоваться. Это во мне заложили мои учителя. Ты не один в любое время дня и ночи, всегда есть возможность позвонить, обсудить и прийти к правильному решению. Можно даже видео включить прямо из операционной! Я недавно оперировал очень нестандартный, достаточно тяжелый случай. Уже ближе к полуночи позвонил заведующему кафедрой хирургии, доктору мед. наук, доценту Анатолию Шулейко посоветоваться, услышать его мнение. И мы нашли золотую середину.
Бывает иногда и такое: звонишь ночью, а коллега спросонья раз — и высказывает дельную мысль. И ты задумываешься: «Кстати, а почему бы этот вариант не рассмотреть?» Мы команда и не должны бросать друг друга в трудную минуту. В этом и заключается вся суть медицины в целом и хирургии в частности.
А в административном плане для меня «гуру» мой непосредственный руководитель — главный врач клиники Александр Линкевич — с ним мы тоже на связи 24/7.
Вы, наверное, один из самых молодых заместителей по хирургической службе в крупной клинике. Как к вам отнеслись, когда вы пришли на эту должность?
Знаете, абсолютно по-разному, и я считаю это нормальным. Одни со скепсисом, говоря, что я мягкий для руководителя, другие с улыбкой. Кто знает, может, даже и ставки делали, сколько я смогу здесь проработать?.. Но ведь нет какого-то универсального подхода к тому, каким должен быть руководитель. В каждой больнице свой микроклимат, определенные устои, как хорошие, так и те, которые надо ломать, чтобы клиника развивалась. Один подход работает в одной больнице, но может быть абсолютно неэффективным в другой. Например, здесь я открыл для себя некоторые нюансы в плане оказания помощи пациентам из районных больниц: они приезжают с раннего утра, потому что есть проблемы с транспортом — из района ходит одна маршрутка или автобус в определенное время. Это нехарактерные для городской клиники моменты, и, работая в ГКБСМП, я о них даже не задумывался. Открывать и решать их — определенное развитие и мой личный жизненный опыт.
Если проанализировать ваш коллектив, кто в нем преобладает — молодежь или состоявшиеся хирурги?
К счастью, в хирургии нашей больницы нет большого провала ни в одном из поколений. Есть молодые коллеги с желанием трудиться, которым совместно с кафедрой хирургии Института повышения квалификации и переподготовки кадров здравоохранения БГМУ мы дадим толчок и в плане научной деятельности, так как практика от науки абсолютно неотделима.
Диссертационные исследования должны писаться не ради появления трех заветных буковок на бейджике, а ради их практического применения. Даже если это будет не глобальное мировое открытие, а выработка алгоритма определенного действия для одной больницы с положительным результатом, это уже большое достижение.
Мне хотелось бы видеть клинику, в которой одновременно идет научная работа и развивается хирургия.
Автограф на всю жизнь
Сейчас вы ездите с мастер-классами по больницам Минского района. Расскажите, пожалуйста, про эту программу подробнее.
Совместно с кафедрой хирургии ИПКиПКЗ БГМУ мы периодически проводим такие выездные мастер-классы, чтобы смотреть свежим взглядом, где, как и чем работают в регионе, поддерживать и направлять их. Конечно, специалисты из районов могут приезжать и практиковаться у нас. Но одно дело, когда районные хирурги посмотрят, как мы оперируем в областной больнице на своей аппаратуре. И совсем другое, когда мы приедем к ним и увидим, какие нюансы есть на их рабочих местах.
Прицел делаем на общую хирургию с минимальной травматизацией. Если рассматривать абдоминальную хирургию, то, как правило, это лапароскопические методики. В некоторые районы относительно недавно куплены лапароскопические стойки, и раньше такого рода операции местные хирурги не выполняли. Чтобы избежать волны послеоперационных осложнений на этапе освоения, мы и обучаем людей на их рабочих местах.
Кроме мастер-классов, подготовили несколько лекций, посвященных точечным вопросам хирургии, на которых чаще всего оступаются специалисты по всему миру.
Какие принципиальные моменты в развитии современной хирургической службы вы бы выделили?
Хирургия должна быть правильной, анатомичной и безопасной. И не должна быть скоростной. Да, есть хирурги, которые оперируют чуть быстрее. Есть те, кто выполняет операции чуть медленнее. Это не имеет никакого значения, принципиален лишь конечный результат. Если мы работаем с опухолью, то при любых ситуациях операция должна быть сделана по онкологическим канонам. Без поблажек на экстренность или ночное время. Разницы нет никакой, потому что ты можешь на сегодняшний день пациента прооперировать, выписать, а он может погибнуть через какое-то время от того, что твоя операция была сделана не так, как должна быть проведена. Аккуратный косметический шов можно наложить как 30-летнему, так и возрастному пациенту. Ведь красивый косметический шов — это тот автограф, который ставишь своему пациенту на всю жизнь.
Еще один нюанс: не все люди готовы признавать проблемы и какие-то свои тактические ошибки. У них установка простая: «Я делал так 10 лет, и значит это правильно, а то, что вы предлагаете, неправильно, потому что я так не делал».
Врачу стоит подстраиваться под современные внешние факторы, «погоду», в которой он развивается. Не пациент подстраивается под умения врача, а врач обязан оперировать так, чтобы пациенту была оказана самая высококвалифицированная помощь.
Крейсерский режим в операционной
А какие-либо ритуалы перед тем, как идти в операционную, соблюдаете?
Ритуал один: если предстоит объемная или новая операция, то нужно подготовиться к ней. За 3–5 дней еще раз перечитываю статьи по теме, пересматриваю опубликованные зарубежными коллегами серии случаев, в которых описано, как врачи шли на одно, столкнулись с другой ситуацией и как из нее выходили… Ведь не факт, что с такой ситуацией завтра не столкнусь я!
Как только хирург начинает считать, что подобное уже делал и повторять — лишняя трата времени, жди того, что ты наступишь на свои же грабли. Да, когда в одной и той же зоне работаешь постоянно, это становится рутиной. Но то, что когда-то мы называли аномалиями развития той или иной зоны, на сегодняшний момент — уже вариантная анатомия. И ты должен оперировать таким образом, чтобы анатомическую особенность, задуманную природой, как-то не зацепить.
В вашей операционной обычно тихо, когда вы оперируете?
Есть прекрасная серия исследований, доказывающих, что психологическая усталость во время операции снижается при музыке, звучащей фоном. Очень ярко это видно на анестезиологах-реаниматологах. Они у меня в принципе ассоциируются с пилотами самолетов. Ведь самое тяжелое — это взлет и посадка, а все остальное, как правило, проходит в крейсерском режиме. То же самое и в операционной: введение в наркоз, интубация, вывод из наркоза. Эти вот стрессовые моменты нивелируются фоновой музыкой. Да, есть моменты максимального сосредоточения, когда нужна абсолютная тишина и лишние слова неуместны, но после все переходит в рабочую обстановку.
«Веселое сердце благотворно, как врачевство»
Егор Алексеевич, вы сыграли чуткого врача в социальном ролике «Медвестника», снятом к профессиональному празднику…
Кстати, я делился роликом в социальных сетях и скажу, что для некоторых коллег открылся с другой стороны. Пришло даже теплое сообщение от руководителя театрального кружка, который я посещал в детстве…
А в жизни вы часто пропускаете проблемы пациентов через себя?
Мы снимали абсолютно искренне. Ведь для пациента крайне важно, что ты видишь в нем человека, а не только дренаж, анализы, датчики и прочее. Плохое настроение у тебя сегодня — оставляешь его за пределами клиники, пациент не должен этого ни видеть, ни чувствовать вообще никак.
В Ветхом Завете написано «Веселое сердце благотворно, как врачевство, а унылый дух сушит кости». Когда пациента поддерживаешь, подбадриваешь, передаешь ему свои положительные эмоции, плюс подключаются родственники, медсестры, дежурные врачи — глядишь, и человек заулыбался, какая-то тяга к жизни появляется, стремление.
Все эти моменты сильно влияют на реабилитацию. Мало просто прооперировать, больного еще выходить надо.
Не могу сказать, что, пересекая стены клиники, оставляю там мысли о пациентах. Жена с порога чутко улавливает, головой я дома или еще на работе.
Если какой-то нестандартный случай, то стараюсь быстро поднять свежие статьи на эту тему, обсудить проблему с коллегами. Я не стесняюсь спросить и услышать другое мнение.
Может быть, это счастье, если человек умеет четко разделять дом и работу. Но для себя я это вижу иначе: тот момент, когда я перестану переживать за пациентов, будет началом моего ухода из медицины в целом.
Знаете, к счастью, я не встречал хирургов в нашей стране, равнодушных к пациентам. Надеюсь, никогда и не встречу. Да, каждый переживает рабочий стресс по-разному: через смех, через экстрим, через хобби, — и все варианты нормальны.
А вы как преодолеваете стресс?
У меня есть еженедельные тренировки по теннису. Это помогает переключиться. В последнее время редко получается вырваться, но очень помогает рыбалка. Однако главная моя любовь и основное хобби — это семья, дети, рядом с которыми много чего открываешь для себя и с которыми иногда забываешь обо всем.
