Виталий Скрицкий об организации лечебного процесса кардиологического отделения в период пандемии

Мы изначально привыкли работать со сложными пациентами. Сейчас принимаем людей с COVID-19 средней тяжести, в первую очередь с дыхательной недостаточностью, забираем из реанимации. Почти половина нуждается в кислородной поддержке. Наш типичный пациент — 80-летнего возраста, с массой сопутствующих патологий, в том числе сердечно-сосудистых, инвалид первой или второй группы.

Пациентов выписываем много. Одни заканчивают курс терапии, другие, видя, что болезнь отступает, предпочитают уходить на самоизоляцию домой. Средняя длительность лечения у нас выше, чем в целом по больнице, причем в сравнении с прошлым годом показатель вырос. К нам поступают более тяжелые пациенты, которые требуют продолжительного нахождения на инсуффляции кислорода. Следовательно, сроки восстановления достаточно длительные.

Времени и сил на это уходит порядком. Если 20 человек, допустим, из 50 лежат и не поднимаются, представляете, какая это нагрузка на персонал: раздать завтрак, обед и ужин, покормить, перестелить постель, помочь с гигиеническими процедурами...

Больные сильно астенизированы. Когда неделю, две, три человек находится в одном и том же месте, в одном и том же положении, осознает всю тяжесть своей болезни, это прилично давит на психику. В доковидное время в районе обеда к больным приходили родственники, отделение становилось похожим на муравейник. Сейчас, понятное дело, никого не бывает. Пациенты общаются с близкими исключительно по мобильному. Но для кого-то даже это проблематично — появляется одышка, падает сатурация. В таком случае настоятельно рекомендуем ограничить телефонные разговоры.

Приличная часть времени уходит на общение с пациентами и их родственниками: объяснить всю сложность ситуации, убедить лечиться дальше. Если человека не поддерживать в момент болезни, он начинает уходить в себя и противиться тому, что с ним пытаются делать. А поговоришь — и пациент поймет, прислушается. Доброе слово очень хорошо лечит.

Советуем пить достаточное количество жидкости и хорошо питаться. Когда человек не ест и не двигается, он слабеет. Следовательно, ему сложно вернуться к активной жизни. Я это хорошо знаю по себе. Заставляешь себя есть, потому что понимаешь: через несколько дней пойдет потеря мышечной массы и придется долго восстанавливаться.

Но все прекрасно знают, что лекарства от коронавируса как такового не существует. Рассказываем о вспомогательной терапии, о важности прон-позиции — о том, что многие поначалу не понимают, но потом принимают как данность, потому что видят: самочувствие улучшается.

В больнице прекрасно организована дыхательная реабилитация. Функционирует физиотерапевтическое отделение, в котором работают опытные специалисты. Ежедневно в красную зону выходят 3 врача, 6 инструкторов-методистов по лечебной физкультуре, 10 специалистов по массажу и 10 медсестер по физиотерапии. В палатах с более-менее активными пациентами они проводят групповые занятия лечебной физкультурой, с остальными — индивидуальные. Начинают ходить даже пациенты, которые до этого плохо поднимались. Опять же: нужно разговаривать. К сожалению, возрастные люди подниматься не сильно хотят: они видят, что за ними ухаживают, — кормят, перестилают постель, приносят лекарства. Зачем совершать какие-то лишние телодвижения? Нужно настаивать, заставлять, и потихоньку человек сначала садится, а потом и на ноги становится.

Отмечу, что без участия самих пациентов добиться результата сложно. Когда человек попадает в реанимацию, он понимает: дело серьезное. Приходишь в палату, где лежит пациент-старожил, и видишь: он и сам находится в прон-позиции, и других наставляет, — рассказывает Виталий Сергеевич. — Были, конечно, и те, кто опускал руки. Помню, двое мужчин сразу отказывались от помощи: не хотели принимать медикаменты, дышать кислородом. Им стало хуже. И только тогда они взяли себя в руки и в итоге выздоровели. Кстати, один из них врач. Тут проблема какого рода? Когда у человека начинается кислородное голодание, «задыхается» и голова, что выливается вот в это «ничего не хочу», «мне ничего не нужно», «я себя нормально чувствую». Один из пациентов конфликтовал с нами неделю, но осознал серьезность ситуации и доверился врачам.

Обращаемость в приемное отделение была огромная. Сначала пациенты боялись, что у них COVID-19, потом думали: ладно, мазок сделали, диагноз подтвердился, но вдруг пневмония? Частенько с испуганными глазами они приезжали в больницу среди ночи: им казалось, что все плохо. Измеряли сатурацию, делали КТ. Пневмонии нет, показатели в норме — у человека камень с души.

Я работал здесь и просто доктором, и на дежурантской ставке. За исключением периода скорой помощи (после университета) всегда имел дело с сердечно-сосудистыми заболеваниями. Некоторое время трудился в Могилевской областной больнице медреабилитации и параллельно дежурил здесь, в родной кардиологии. Чаще наблюдаю пациентов с инфарктом, сердечной недостаточностью, а за минувший год научился работать с еще одной категорией.

Самые примечательные и приятные случаи — когда пациент вовремя приезжает, ты вовремя ему оказываешь помощь, и он уходит домой на своих ногах. Таких немало. Когда в областной клинической больнице и городской больнице скорой медпомощи установили ангиографы, у нас появилась возможность направлять туда пациентов с инфарктом. Бывает, скорая везет человека с болевым синдромом, а приезжает он в приемное отделение — и уже видны изменения на ЭКГ, требуется совсем другая тактика.

Пациенты кардиологического профиля — это отдельная категория. Им показалось, что, например, ноги отекли, одышка стала больше, — они сразу приехали в больницу. С распространением COVID-19 у многих включился инстинкт самосохранения, они думают: наверное, не так уж и сильно ноги отекли, не такая уж и выраженная эта одышка, побуду-ка я лучше дома.

Профилактика — это двигатель, и давно существуют четкие и понятные рекомендации. Другое дело, что никто их не соблюдает. Гипертония, которую пациенты изначально считают вполне безобидной, на определенном этапе может привести к развитию инфаркта, инсульта. Врачи назначают лечение, но, бывает, спрашиваешь у больного: «Давно у вас гипертония?» — «Пять лет». — «Лекарство принимаете?» — «Как прижмет». И вот это «как прижмет» является основной проблемой.

Сначала люди не видят в своей болезни большой опасности: ну, повысилось давление, ну, заболела голова… Прошел год, цифры на тонометре стали еще выше. Снизить давление уже тяжелее, препаратов нужно несколько. А годы, за которые ситуацию можно было не доводить до инсульта или инфаркта, к сожалению, потеряны. Когда появилась болезнь, заниматься профилактикой поздно. Нужно лечить то, что имеешь.

Когда больницу перепрофилировали, изменились подходы к оказанию помощи, взаимосвязь между службами стационара. Первое время я консультировал пациентов и в других отделениях, не только по кардиологической, но и по терапевтической части.

С одной стороны, мне было интересно поработать с новым заболеванием. С другой — был очень осторожен, потому что действовать предстояло в непривычных условиях, — признается собеседник. — Когда ты полностью запакован в спецодежду и ходишь так несколько часов, это, конечно, очень некомфортно. А летом, когда ударила жара, выходишь из красной зоны — и вся одежда как будто ее только что постирали и на тебя надели. Сразу переодеваешься в сухое. К тому же запотевает щиток, у кого-то очки. Снять и протереть — рискованно. Потом отработали методику, как обработать щиток или очки, чтобы они минимально запотевали, как правильнее одеваться. Со временем ко всему привыкаешь.

Первый месяц чувствовал слабость, сонливость, немного походишь — хочется посидеть. Привычная физическая нагрузка казалась тяжелой, — описывает ощущения собеседник. — В теплый сезон я бегаю. Стараюсь больше ходить пешком. До пандемии посещал спортзал либо тренировался дома. Но сейчас возвращаешься после работы и хочется просто полежать. Большая нагрузка дает о себе знать.

Мы тоже сидим дома либо выезжаем на свежий воздух, где меньше людей. В отделении, постоянно работая в масках, научились узнавать друг друга по глазам, по фигуре. Раньше на одежде писали фамилии, а сейчас это уже необязательно: кто где — видно со спины. Когда пандемия закончится, всем будет легче жить и трудиться. Но пока она есть, сожмем зубы и будем работать дальше. Вариантов-то нет. Желаю коллегам самого главного — здоровья. Переболели многие, некоторые даже несколько раз. Берегите себя. Удачи и терпения!