Трудно найти человека в здравоохранении, который бы не знал Дмитрия Пиневича или не пересекался бы с ним на каком-либо этапе его профессиональной деятельности: военный врач, врач-хирург поликлиники, заместитель главврача, главный врач, руководитель столичного горздрава, первый заместитель министра здравоохранения. Сегодня Дмитрий Леонидович — исполняющий обязанности министра здравоохранения. Он согласился дать большое интервью главреду «Медицинского вестника».
Дмитрий Леонидович, в последнее время у вас было не так много выступлений на публике. Считаете себя непубличным человеком?
Когда я работал председателем комитета по здравоохранению, я был даже сверхпубличным. Должность первого заместителя подразумевает выполнение немалого числа задач и соответствующей компетенции. По моему опыту, публичность тут далеко не на первом месте в списке приоритетов. Владеть вниманием разнообразной аудитории, иметь дар убеждения, держать удар в публичном пространстве — все это нужно, но без назойливого присутствия в медийном поле. Как говорят в Одессе, а мне и там довелось поработать, это две большие разницы. При этом, помимо решения оперативных вопросов, моя задача — разработка стратегии развития здравоохранения, в том числе путем сбора, обобщения и системной проработки предложений всех структур министерства и учреждений, которые затем рассматриваются руководством.
Ответили по-военному четко. Я так понимаю, бывших военных врачей не бывает?
Конечно, быть воспитанником Военно-медицинской академии (Дмитрий Пиневич — выпускник Ленинградской военно-медицинской академии им. С. М. Кирова, красный диплом с золотой медалью. — прим. ред.) — это не просто звание. Это дух Академии, который означает высочайший уровень подготовки в профессиональной области, формирование чувства преданности Родине, гуманистического мировоззрения, понятий офицерской чести, взаимовыручки и дружбы без условий времени, места и обстоятельств. Нам все это прививалось по лекалам отцов-основателей Академии, великих врачей, внесших неоценимый вклад в развитие отечественной и мировой медицины. Пирогов, Боткин, Сеченов, Павлов, Бехтерев — список может быть продолжен в историческом ракурсе и не станет исчерпывающим в настоящее время. При этом на слушательской скамье в нас вкладывались и навыки управления в сфере медицины, что мне пригодилось не только в годы службы в Вооруженных силах, но и гораздо позже — в профессиональной деятельности организатора здравоохранения.
И в то же время врача-практика…
Да, судьба сложилась так, что, вернувшись в Беларусь, я был и хирургом в 36-й поликлинике, и, работая пять лет заместителем главврача в 5-й ГКБ Минска, совмещал работу в хирургическом отделении, затем в отделении программного гемодиализа. В 6-й клинике, к сожалению, перестал заниматься непосредственно клинической практикой. Однако мне доставляет профессиональное удовольствие, если можно так выразиться, прикосновение к практике — от консультации до проведения консилиума.
У исполняющего обязанности министра на клиническую работу вряд ли останется время.
Я не могу себя причислять к клиницистам, но как рациональный бюрократ по Веберу, я должен на своем месте способствовать развитию отечественной клинической школы. В целом для отечественного здравоохранения ближайшие два-три года будут определяющими. Во-первых, это объективная необходимость, обусловленная временем; во-вторых, существует целый ряд системных проблем и вызовов, с которыми может справиться накопленный за минувшие годы потенциал белорусского здравоохранения.
Наш потенциал — это кадры, от районных учреждений до республиканских, это переоснащение материально-технической базы, проведенное в соответствии с государственными программами, это государственные социальные стандарты, отвечающие самым высоким запросам. Напомню, что весь этот огромный массив работы был проведен под регламентацией Указов Президента. Но потенциал может быть бездарно растрачен, если мы в кратчайшие сроки не ответим на структурные вызовы внутри и вне отечественного здравоохранения. В министерстве настроены на такую интенсивную работу. Итогом должно стать формирование новой системы функционирования учреждений здравоохранения на основе управления качеством медицинской помощи. При этом весь путь — от дня нынешнего до 1 января 2023 года (стартовой точки работы в новых условиях) — будет максимально широко обсуждаться в экспертном сообществе. И прежде всего, это переработка нормативно-правового поля функционирования здравоохранения — в виде нормативных документов различного уровня.
Я сторонник интенсивного, но поступательного развития. Этому способствует преемственность предпринимаемых усилий со стороны руководителей, которые занимали министерское кресло ранее.
Общественное здравоохранение — один из самых мощных институтов государства. Оно объединяет аспекты собственно медицины и фармации, национальной безопасности, социологии, образования, этики, юриспруденции, общественных отношений, движения товаров и услуг и т. д. Это слепок социально-экономической модели. Сегодня система здравоохранения — одна из основных точек развития государства и общества, что, кстати, отражается в запросах нашего профессионального сообщества через различные каналы информации.
В каком смысле?
Анализируя особенности белорусской социально-экономической модели, я бы обратил внимание на три вектора развития, заданные Президентом. Беларусь — международная коммуникационная площадка. Наша страна IT-ориентированная, с опережающим развитием биотехнологии в различных сферах. Упрощенно, конечно, но этот вектор полностью совпадает с вектором развития здравоохранения и интересами медицинского сообщества. Разве не так? До пандемии каждый год у нас проходило до 150 конференций с широким международным участием. Эксперты с мировым именем приезжали к нам — именно в Минске могли встретиться и обсудить вопросы медицины специалисты из России и Украины, представители восточного и западного мира. Во-вторых, формирование IT-сферы в Беларуси и связанное с этим огромное количество медицинских стартапов. Сейчас мы работаем с Всемирным банком над созданием IT-платформы для медицины. И третье — развитие биотехнологий, соответственно, фармацевтики и персонифицированной медицины.
Поэтому попытка подвергнуть ревизии нынешнюю социально-политическую модель государства — это не угроза для управленческой вертикали и Минздрава в том числе. Это прежде всего негативная перспектива для медицинского сообщества, если иметь в виду не отдельных ее представителей, а целый срез. Это потеря интенсивности международных коммуникаций и профессионального развития в итоге. Это обрыв наметившегося пути необходимой тотальной информатизации. Под угрозой рост инвестиций в здравоохранение и фармацевтическую промышленность.
Пандемия также оказала свое негативное воздействие?
Несомненно. Мы подведем итоги работы в условиях пандемии при отдельном детальном разговоре. Мы достойно прошли этот этап, с общей победой, с мобилизацией ресурсов внутри системы и со стороны государства в целом. Не было у нас ранее таких обстоятельств, когда и стратегические решения, и ежедневные были под личным контролем Главы государства. Работа осуществлялась при огромной поддержке общественных и международных организаций, бизнеса, всего гражданского общества.
Мы подвергли анализу наши ошибки, объективные и субъективные. Данный анализ лег в основу мероприятий в нынешнем осеннем периоде. Окончательная же оценка, это говорят и эксперты ВОЗ, будет возможна не ранее второго полугодия 2021 года.
Именно пандемия заставила многие страны переформатировать свое здравоохранение. И то, что кем-то считалось недостатками нашей системы, оказалось ее достоинствами: сохраненная санитарно-эпидемиологическая служба, достаточный коечный фонд, развернутый в том числе в малых административно-территориальных единицах. Анализируя опыт эпидемии 2009 года, а также оказания помощи в условиях массового потока пострадавших в 2008-м и 2011-м годах в Минске, я констатирую успешность нашей работы в условиях чрезвычайных ситуаций, массовых заболеваний и травм. У Беларуси можно и нужно учиться. Наши принципы построения экономики здравоохранения позволяют быстро и эффективно решать глобальные вопросы. Мы имеем возможность концентрации сил и ресурсов на определенных направлениях, благодаря чему добиваемся значительных успехов. Наиболее яркий пример — развитие трансплантологии, других видов высокоспециализированной помощи.
При этом наша модель требует изменений по многим позициям. В системе здравоохранения интенсивная работа персонала с невысокой оплатой труда, отсюда текучесть кадров и потери профессионалов при выезде за рубеж или уходе в другие сферы деятельности. На уровне учреждений не заложены экономические стимулы более эффективной работы. Мы отстаем в вопросах информатизации деятельности медработников, и пока рано говорить о широком развитии сервисов для пациентов и персонализированной медицины в перспективе.
Вы говорите о пациентах и медработниках в одном предложении?
Конечно, потому что эффективность модели здравоохранения оценивают три группы экспертов: население как потребитель, руководство, определяющее объем ресурсов, и профессиональное медицинское сообщество. Получить положительную реакцию всех групп в одной временной точке крайне сложно. Но траектория уже определена. До начала 2023 года мы планируем перейти на принцип финансирования «деньги следуют за пациентом» с использованием модели клинико-затратных групп. К этому времени мы построим единую информационную систему с интегрированной медкартой и различными базами данных. Одновременно мы перейдем к новой системе национальной аккредитации и управления качеством медицинской помощи при изменении принципов додипломной и последипломной подготовки.
Это значит, нас ждут изменения и в медобразовании?
Изменения уже идут полным ходом. Сделан упор на практические моменты, увеличены часы обучения по оказанию интенсивных видов медицинской помощи, приобретению навыков работы со сложным оборудованием, поддерживающим витальные функции, во всех вузах и медколледжах созданы симуляционные центры.
До пандемии одним из самых широко обсуждаемых во врачебном сообществе был вопрос введения резидентуры. Насколько мы продвинулись в упорядочивании последипломного образования?
В проекте Закона о здравоохранении, прошедшего первое чтение, понятие резидентуры уже есть. Таким образом, последипломная подготовка и вход в специализацию будут осуществляться через резидентуру — с различными сроками обучения (от 2 до 5 лет) и уровнем квалификационных требований. Через год стартуем с этим проектом.
В соответствии со ст. 16 Закона о здравоохранении, пациентам оказывается пять видов медпомощи: первичная, специализированная, высокотехнологичная, медико-социальная, паллиативная. Что-то изменится в ближайшее время, в т. ч. с развитием межрегиональных центров оказания медпомощи?
Хочу напомнить, что Беларусь сегодня является одним из мировых лидеров по доступности медицинской помощи, однако нужно осознавать и те кризисы, с которыми мы сталкиваемся. В ближайшие дни мы с экспертным сообществом будем обсуждать проблемы первичного звена, вопросы, связанные с подготовкой врача общей практики. У нас особая модель — мы сохраняем многопрофильные амбулаторные центры при усилении роли врача общей практики.
Важный аспект — развитие службы скорой медицинской помощи, которая не была и не будет парамедицинской. Мы постепенно будем замещать линейные врачебные бригады оснащенными бригадами интенсивной терапии, реанимационными бригадами и фельдшерскими полносоставными бригадами.Стационарное звено будет стратифицировано по уровню оказания медпомощи. Останутся РНПЦ, мощные клинические больницы. Особое внимание — столице, областным городам и 11 городам ускоренного развития, где будут окончательно сформированы клинические центры. Опорные больницы и терапевтическая стационарная сеть останутся гарантией доступности медицинской помощи для сельского населения. Процесс будет эволюционный: в первую очередь оснащение, во вторую — перепрофилизация на основе аккредитационной оценки уровня подготовки кадров, технологий, материально-технического и финансового обеспечения учреждений.
Увеличится ли зарплата работников системы здравоохранения в связи с процессами оптимизации?
По поручению Президента зарплата медработников к 2025 году должна вырасти в два раза в сопоставимых условиях. Но дело не только в выплатах. Большую роль играет техническое оснащение учреждений здравоохранения и рабочих мест. И главное — мотивация сотрудников, отношение к ним администрации, вовлечение их в процесс принятия решений, уважение людей к профессии врача.
Это очень сложный процесс, характерный для нашего времени. Переход от патерналистской модели к модели информированного согласия, актуализация запроса на модель принятия совместных решений при контакте «врач-пациент», к чему обе стороны пока не готовы. Псевдоэкспертиза интернета буквально вторглась в лечебно-диагностический процесс. Это тревожит меня как врача и организатора здравоохранения. А когда я наблюдаю подобное негативное влияние на общественно-политические процессы, это не может не волновать меня как гражданина своей страны.
Врач прекрасно осведомлен о своих обязанностях по отношению к пациенту, но что касательно прав? В России на страже интересов медработников стоит прежде всего Национальная медицинская палата. А как реализуется правовая защита медперсонала у нас?
Мы внесли в проект Закона о здравоохранении положение о праве медицинского работника на профессиональный риск, совместно с профильным профсоюзом и врачебной ассоциацией мы уже осуществляем юридическую поддержку и медиацию в рамках защиты наших коллег в ходе осуществления профессиональной деятельности.
Кадровый вопрос — один из острых сегодня. Кто должен руководить медучреждениями: врачи-практики, менеджеры-экономисты, люди с именем? Каковы ваши требования к ключевым фигурам в отрасли в это непростое время?
Я как наниматель руководствуюсь очень простыми критериями: полная профессиональная компетентность — от лечебно-диагностического процесса до владения всеми вопросами финансово-хозяйственной деятельности, объединение в себе черт формального и неформального лидера. Немаловажный фактор — высокая физическая выносливость и готовность к жесткому графику работы.
Я достаточно долго работаю в сфере управления здравоохранением, хорошо знаю наши кадры, поэтому, формируя новую команду руководителей, прежде всего оцениваю положительные черты и потенциал действующего руководителя или кандидата на должность.
Говоря о резерве кадров, отмечу, что не вижу особых поводов для беспокойства. Наша смена более профессионально подготовлена, чем мы. Вместе с тем молодые коллеги несколько по-иному относятся и к работе, и к вариантам решения проблем как в своем учреждении, так и во всей системе здравоохранения. Они в целом реактивнее. Это не свойство их возраста, это свойство, к сожалению, нашего времени — яркого, клипового, отрицающего прогнозирование как мыслительный процесс. А не думать означает не быть хорошим клиницистом. И на это мы должны обратить внимание здесь и сейчас, раз не научили на студенческой скамье.
Вы когда-то не захотели присягать на верность Украине и принимать ее гражданство. Вопрос гражданской позиции для врача актуален сегодня?
Жить в обществе и быть вне его невозможно. Невозможно не реагировать на насилие, если твое призвание быть врачом. И ожидать иной реакции от медицинского сообщества — значит не понимать сути врачебной профессии. Но особая черта доктора от Бога — это выбор терапии, агрессивной или консервативной, радикальной или паллиативной, прежде всего, с прогнозом для качественной жизни пациента в как можно более отдаленной перспективе. Когда мы говорим о судьбе нашей страны, почему мы считаем, что подходы должны быть иными?
И белый халат для некоторых остался лишь внешним атрибутом принадлежности к профессии. Однако он имеет гораздо более глубокое философское значение, чем простое позиционирование своей общественной позиции, тем более на улице.
Моя альма-матер в 1917 году на ученом совете приняла решение о том, что в стенах Военно-медицинской академии недопустимо проведение политических акций, а также положения о том, что сотрудники и слушатели академии не могут принимать участия в политической деятельности, обозначая при этом свою принадлежность к академии. Кстати, этим же решением предписывалось оказание помощи всем нуждающимся вне зависимости от сословия и т. д. Ничего не напоминает?
К сожалению, шаги, предпринятые в 1917 году предшественниками моих учителей, не смогли предотвратить невообразимых по своей трагичности человеческих потерь. Имеем ли мы право, относясь к элите общества, не думать о последствиях наших действий? Здесь и сейчас, на студенческой скамье, у постели больного, в лаборатории и операционной, в кабинете профессора или руководителя… Наша профессиональная черта — не сиюминутные порывы. Наш удел — думать о будущем, даже если весь мир сошел с ума. Давайте подумаем, и, Бог с ним, даже не снимая халата после работы…