Когда происходит тяжелая утрата, социальная поддержка, как правило, направлена на помощь людям, потерявшим близких родственников. Если умирает пациент, общественное мнение не только не поддерживает, но почти всегда ставит под вопрос профессиональные умения специалиста. Как медработнику прожить горевание, не потерять веру в себя, в свое дело и не очерстветь душой?
«Отделения второго шанса»
Есть отделения, где философские понятия жизни и смерти, смыслов происходящего приобретают вполне реальные очертания. Там ежедневно медработники отвоевывают жизни в трудном бою со смертью. Это отделения реанимации и интенсивной терапии — «отделения второго шанса». А если борьба проиграна, несмотря на все возможные и невозможные усилия, и пациент умирает?
Медсестра отделения реанимации, стаж 22 года:
Были случаи, которые до сих пор не дают покоя. От COVID-19 умерла наша старшая сестра у меня на смене. Чувство вины… я до сих пор с этим не смирилась, мне кажется, что еще что-то можно было сделать, а прошло уже два года. Очень страшно и тяжело, когда умирают молодые.
Я первое время замыкалась в себе, на этом фоне происходили конфликты в семье. Даже дочь при виде меня говорила: «Тише, мама с работы пришла…» Со временем я притерпелась к этим чувствам, стала вытеснять на последнее место, но было уже слишком поздно — семья распалась.
Медсестра отделения реанимации, стаж 21 год:
…и тогда идешь с работы с чувством опустошенности. И в эти моменты понимаешь, что все проблемы, по которым тебе звонят сейчас, — чушь по сравнению с трагедией, которая произошла в той семье, где сегодня утром умер ребенок. Чувство разбитости, беспомощности и даже ничтожности от осознания, что никто не смог помочь, несмотря на весь вложенный труд. Не могу сказать, что это состояние уходит или прошло совсем — оно просто прячется на какое-то время, чтобы потом опять проявиться и мучить.
Попав в отделение реанимации и интенсивной терапии для работы, выпускник медколледжа сталкивается один на один с реальностью, адаптация к профессии происходит уже в авральном режиме, порой глубоко травмируя.
Медсестра отделения реанимации и анестезиологии, стаж 6 месяцев:
Это была моя первая практика в онкодиспансере. Головой мы все понимаем, что люди там уходят из жизни очень часто. Страшно было от того, что 5 минут назад ты кормил этого пациента, а сейчас его не стало. Это случилось быстро, я хорошо помню крик: «Держи ноги!» — нужно завязать ноги и руки пациента и подписать его, а я стою и не понимаю, что такое ноги.
Потом, разговаривая с более опытными медсестрами, узнала, что так бывает. В нашей работе самое главное — это, наверное, приход в реанимацию. Отдельный мир, здесь другое все — готовность принять смерть, готовность помочь, даже если очень устал как морально, так и физически, готовность держать эту «маску бойца», хотя у самого бойца все может быть очень плохо.
Постовая медсестра, 23 года, стаж 3,5 года:
Это случилось сразу после колледжа. Пациентка — бабушка 85 лет с 4-й стадией рака. Никогда не ждешь, что это произойдет на твоей смене, но так и получилось. Всегда мониторила ее состояние, как и в тот день. А потом только села заполнить бумаги, как вбегает санитарочка со словами: «Она, кажется, не дышит». Бегу, смотрю, вызываю врача, вкатываю аппарат ЭКГ, мне врач говорит измерять ЭКГ, а я не могу отцепиться от аппарата — впала в ступор. Врач это увидел, выгнал меня, велел позвать другую сестру, а я не могу идти, о чем говорят — ничего не понимаю. Мою работу выполнила другая медсестра.
Я хотела помогать, но не могла — у меня началась истерика, не могла успокоиться. 4 дня не могла спать, есть, боялась идти на работу. Первое время ходила по отделению и слушала ритм сердца всех 35 человек. Уже потом, много позже, я была более собрана и знала, что делать. Но тот день помню в деталях, хоть и не хочется вспоминать.
Особенности горевания
Американский психолог Элизабет Кюблер-Росс, исследовав околосмертные переживания онкобольных, в 1969 году описала их в книге «О смерти и умирании». Психолог обнаружила, что люди, переживающие значимую утрату, проживают это сходным образом, и выделила 5 типичных стадий:
1. Шок, отрицание — «естественное обезболивание», обездвиженность.
2. Гнев — природная энергия для поиска выхода.
3. Торг, поиск компромисса, «гнев на коленях» — попытка приноровиться к ситуации, не соглашаясь с ней.
4. Депрессия — демотивированность к жизни, признание утраты и нежелание изменений.
5. Принятие факта и постепенное продолжение собственной жизни.
Каждый человек переживает свою утрату по-своему. В современной психотерапии существует понятие индивидуального стиля горевания. У разных людей в зависимости от мировоззрения, силы духа, ценностей, воспитания этот процесс имеет отличия. Стадии могут протекать в разной последовательности, быть разными по длительности, интенсивности и форме выражения. Но они универсальны для каждого, и процесс качественного, правильного проживания горя заканчивается принятием потери, выплакиванием боли, построением новой реальности и нового себя с учетом произошедшей утраты. На этот процесс природа человека отводит около года.
При большом количестве смертей, как это бывает в реанимационных отделениях, медработник не успевает прожить весь процесс горевания до естественного завершения. Он как будто обрывается.
Медработникам бывает трудно обсуждать свои чувства — они считаются признаком слабости, неумелости и порицаются как коллегами, так и близкими, с которыми хочется их проговорить.
Иногда отрицание факта произошедшего затягивается, и это становится опасной тенденцией, потому что непрожитые состояния подспудно продолжают травмировать, иногда годами.
Особенностью горевания медработника является застревание на стадиях отрицания или гнева. Специалист направляет неосознаваемое чувство гнева на обстоятельства, коллег, сделавших что-то для пациента несвоевременно, на необратимый или коварный диагноз пациента и, к сожалению, на себя, как не справившегося, недостаточно профессионального, формируется комплекс вины.
При каждой последующей потере пациента он актуализируется, приводит к эмоциональному выгоранию и профессиональной деформации, выражающейся в черствости, избегании проявления любой чувствительности и переживаний за пациента, потере нравственных ориентиров.
Гнев родственников пациента очень часто направлен на медработников, «ненависть к выжившему» — недоделали, не вовремя разглядели, не то ввели... Естественные процессы проживания горя родственниками усиливают и без того возникшее чувство вины и горечь потери у самого медицинского специалиста. Чтобы не чувствовать боли, медработник уходит в отрицание, оказывается закован в ледяной саркофаг бесчувствия.
Тем не менее единственно правильным будет выразить свои чувства, даже самые противоречивые, обсудить их с коллегами, психологом или психотерапевтом. Иногда помогает разговор с кем-то сторонним. Это позволяет прожить, приблизиться к принятию новой реальности и осознанию смыслов.
Медсестра отделения реанимации и интенсивной терапии, стаж 20 лет:
В первый месяц моей работы умерли семь человек. К седьмой смерти чувства притупились. Запомнился один мужчина. У него был третий инфаркт, тяжелое состояние. Но он был таким позитивным — всех нас подбадривал и говорил, что точно знает, что от инфаркта не умрет, ему другое предназначено. Ему уже даже лучше стало, и вдруг на наших глазах четвертый инфаркт, и он умирает! Долго реанимировали, но ничего не помогло. Я не могла смириться — орала на коллег, что можно было все делать быстрее и как-то по-другому, сорвалась. И хоть понимаю, что все было сделано правильно, его слова не выходили из головы.
Умирал мужчина, бывший врач, пожилой, в полном сознании. Он знал, что умирает, и мы все знали. Тяжело было всем — и ему, и нам. Еще старался лишний раз никого не побеспокоить. Умер не на моей смене. Но всему коллективу было тяжело. Как справляюсь? Слава Богу, никогда не тянуло на алкоголь. Я громко выражаю эмоции. Покричала, поплакала — и вроде легче.
Оплакать потерю и принять новую реальность
Медсестра отделения реанимации, стаж 21 год:
Я работаю в реанимации с 2004 года и поверила в чудеса. Однажды принимала молодого человека 19 лет. Он со своей сестрой попал в страшное ДТП. Сестра погибла на месте. Он в очень тяжелом состоянии был доставлен к нам. Почти сутки мы боролись за его жизнь, было проведено очень много манипуляций, сделано переливание крови и ее компонентов. Он перенес клиническую смерть (2 минуты сердце не работало). Реанимация прошла удачно — сердце завели. Утром в конце смены я вышла покурить на балкон, силы были на исходе. Я обратилась к Богу: «Неужели ты не видишь всех наших стараний, неужели ты не слышишь всех молитв родителей и не дашь ему шанс?!» А шанс на жизнь у этого мальчика был один на миллион. Родители могли потерять в один день обоих детей. Так вот этот мальчик выжил! Пребывание в реанимации заняло 42 дня. Это чудо, но со всей работой нашей команды это и норма тоже.
Смерть пациента всегда бросает вызов трем базовым смыслам каждого профессионала, особенно если смерть внезапная, непрогнозируемая или это смерть ребенка. Приходит мысль, что Бога нет, что мир несправедлив и в нем нет смысла. А еще появляется ощущение собственной ничтожности, человеческой и профессиональной беспомощности. Смерть ломает картину мира, представления специалиста о себе и своих возможностях, главных жизненных опорах.
Вильям Ворден, американский психолог, доктор философии, исследовавший проблемы смерти и переживания утраты, определил основные задачи в период горевания. И первая из них — пережить эмоциональную боль, не отторгать чувства, а выразить их, оплакать потерю. Затем — принять новую реальность, уже с учетом свершившейся потери.
И главное — выстроить новый образ себя, для этого проанализировав чувство вины — всех совершенных и несовершенных действий, найти им место, понимание, создать новые смыслы в жизни и работе. Таким образом, необходимо восстановить личные базовые понятия, дающие главные опоры и профессионалу, и любому человеку, перенесшему утрату. Каждый должен исходить из того, что мир к нему благосклонен, что все в мире имеет смысл и сам он являемся достойным человеком. Работа психолога и психотерапевта — помочь человеку справиться с этими задачами и восстановить внутренний баланс.
Что может помочь?
▶️ Выработать личные ритуалы, помогающие отделить свою жизнь и свою работу в ее трудные моменты. Кто-то использует ритуальное мытье лица и рук, кто-то с особой значимостью снимает халат и вешает в шкаф либо бросает в стирку.
▶️ Не терять коллегиальность, не закрываться, выработать привычку проговаривать с коллегами произошедшее, свои роли, подводить черту. Развивать в подразделении культуру горевания — оказания поддержки профессионалу, потерявшему пациента, давать ему позитивную обратную связь.
▶️ Выражать эмоции, даже самые неприятные и противоречивые, признавая, что они в данной ситуации нормальны и уместны, найти для этого приемлемый способ и место.
▶️ Не идеализировать образ медработника и себя в медицине как всемогущего героя, способного справиться с любыми задачами. Вы просто человек, и не все зависит от вас, несмотря на все ваши умения и навыки. Разрешите себе быть не идеальным, а реальным.
▶️ Развивать навык сострадания к себе, а не только к другим людям.
▶️ Всякий раз, когда не удается благополучно разрешить профессиональную задачу, психика старательно удерживает и анализирует негативный опыт ошибок, а не побед. Создается впечатление, что профессиональный путь состоит только из негативного опыта. Это нужно осознавать. Найдите способ держать в поле зрения и опыт побед — благодарности или фото счастливых пациентов, рабочие награды, поздравления с праздниками.
▶️ Составьте для себя список из 50 позиций, куда войдут занятия, дающие вам положительную энергию и восполняющие ваш личный ресурс, — от прогулок с собакой до макраме. Регулярно восполняйте свои ресурсы.
▶️ Заведите ритуал благодарной обратной связи коллегам за работу в конце любой смены.
Медсестра отделения интенсивной терапии и реанимации, стаж 21 год:
Что хочется сказать родственникам пациентов? Берегите себя и своих родных. Если человеку дан шанс жить, значит он еще кому-то нужен. А если он был при смерти, значит, пора задуматься о чем-то. Каждый из нас отрабатывает свою карму. Я не пожалела о своем выборе профессии ни на минуту. Было ли тяжело? Да. Хотелось ли уйти? Нет!