Проблема правового регулирования в медицинской сфере с каждым годом становится острее. Представители 35 профильных общественных и некоммерческих организаций, объединений и профессиональных ассоциаций России в 2010 году учредили Союз медицинского сообщества «Национальная медицинская палата» (НМП).
Основная цель — объединение профессионального медицинского сообщества на принципах саморегулирования для совершенствования системы охраны здоровья населения. Среди приоритетных задач — правовая защита и юридическая поддержка профессиональной деятельности медработников, инициация введения третейского (досудебного) судопроизводства, института независимой экспертизы (обезличенной) медицинских документов и общественная защита в судебных слушаниях. Палата намерена выстроить систему аккредитованных адвокатов, внедрить (после апробации) метод медиации как эффективный способ досудебного решения споров.
Деятельность Национальной медицинской палаты России мы подробно обсудили с ее президентом доктором мед. наук, профессором Леонидом Рошалем.
Леонид Михайлович, создание НМП — вынужденная мера?
Фактически Нацмедпалата стала первой общественной организацией врачей, имеющей не просто авторитет, но и возможности влиять на происходящие в отрасли процессы. В России существовало несколько медицинских ассоциаций. Например, была Российская медицинская ассоциация — замечательная организация: пироговские съезды проводили и решения принимали хорошие. Но ни одно из них за 10 лет так и не было выполнено. Лишь выпускание пара и периодическая работа от съезда до съезда. А работать надо каждый день, если мы хотим что-то изменить.
Поэтому задача Национальной медицинской палаты была сформулирована очень просто: надо сделать так, чтобы, с одной стороны, население получало качественное лечение, а с другой — врачи были защищены. Мы с момента создания выступали за то, чтобы все, что относится непосредственно к врачебной деятельности, управлялось самими медиками. Ведь за рубежом министерства здравоохранения не занимаются профессиональными вопросами врачей. Врачи всем занимаются сами – протоколами лечения, клиническими рекомендациями, допуском к профессии, решениями по так называемым врачебным ошибкам. Все это в ведомстве профессиональных организаций. И они есть в каждой стране. В 2010 году и у нас создана Национальная медицинская палата.
Сегодня это самая мощная врачебная медицинская общественная организация, которая объединяет врачей и врачебные организации всех регионов России. Без нашей резолюции Минздрав уже не принимает решения, которые касаются профессиональной деятельности. Мы заключили договор с Минздравом и создали, фактически впервые в истории России, государственно-общественную форму управления профессиональной деятельностью. Приказы Минздрава до официального подписания должны поступить в Национальную медицинскую палату, где мы собираем мнения, обсуждаем, а потом приходим в Минздрав и говорим: «Вы молодцы», или «Вот это надо изменить». Хотя нам еще многое предстоит сделать, но уже сегодня мы наравне с государством отвечаем за то, что происходит в нашем здравоохранении.
Леонид Михайлович, а медицина — это бизнес?
Нет. Мне нравится советская система: медицина была доступной и качественной. До сих пор клиники, построенные в советское время, являются одними из лучших: Институт кардиологии, Институт сердечно-сосудистых заболеваний, Онкологический институт, и все это было сделано за государственные деньги. Есть успешные примеры частной медицины, она развивается, а значит, есть потребность. Но давайте сравним, какое число больных обслуживают частные и государственные клиники. Разница огромная! Более 90 % больных лечатся в госучреждениях. Частная медицина может дополнять государственные клиники, но заменить их она не сможет никогда.
Конечно, на развитие медицины нужны деньги. Мы часто слышим от высокопоставленных чиновников, что у государства средств на финансирование здравоохранения недостаточно. Я могу лишь повторить то, что говорил президенту России: у нас на здравоохранение сегодня тратятся позорные 3,4 % ВВП. Минфин иногда жонглирует этими цифрами, произвольно увеличивая их на бумаге, но это не меняет общую картину. При этом в развитых странах доля трат на медицину доходит до 10–15 % ВВП. Посчитайте, сколько приходится на одного больного в рублях у нас и в долларах — в других странах. В конечном итоге, вкладывая в развитие медицины, государство экономит, потому что выявлять заболевания на ранних стадиях, заниматься профилактикой, развивать качественную медпомощь в селах, наполнять медицинские учреждения хорошо обученными врачами гораздо дешевле, чем потом финансировать последствия некачественной медицины. В прошлом году Владимир Путин поставил задачу увеличить госфинансирование на здравоохранение до 5 % ВВП.
Вроде бы все понимают, что нужно что-то менять. Профессионалы говорят, что и как желательно сделать. Но чиновники, законодатели не торопятся принимать решения. Им не нужны врачи?
Не стоит рисовать картину совсем уж черными красками. За последние годы произошло мощнейшее переоснащение российского здравоохранения, 46 миллиардов рублей не зря потрачено. Компьютерные и МР-томографы, прочее современное оборудование… Диагностика значительно улучшилась, снизилась смертность при сердечно-сосудистых, легочных заболеваниях, сократились летальные случаи среди младенцев и рожениц.
А что касается чиновников, то мы в Нацмедпалате регулярно проводим встречи и рабочие совещания с руководителями государства, отрасли и другими чиновниками федерального уровня. Приглашаем их на наши съезды. Они оказывают непосредственное влияние на развитие здравоохранения в стране и должны слышать голос врачебного сообщества. Сегодня врачи имеют возможность донести свою точку зрения до самых высоких инстанций напрямую. И должен сказать, что к нам прислушиваются.
Какие проблемы требуют первоочередного решения?
Самое главное сегодня — защитить врачей. Очень много говорится и пишется в адрес врачей негативного, любая критическая и часто недостоверная информация тут же подхватывается и тиражируется. Кроме того, активизировались юридические компании, адвокатские конторы, которые чувствуют запах денег и будоражат общественное мнение. Иски от родственников пациентов растут, цель одна — заработать на скандале. Широко известна история гематолога Елены Мисюриной, которую приговорили к двум годам колонии по обвинению в смерти пациента по неосторожности. Я в суд ходил, выступал там. И скажу, что если бы не было 15 миллионов рублей иска, получения которых добивалась пострадавшая сторона, может, и дела не было бы. Понятно, что врачебное сообщество всколыхнулось.
Ведь что получается? За любой неверный диагноз или тактическую ошибку в лечении теперь можно сесть в тюрьму. Лишиться свободы реально за осложнения, которые непредсказуемо могут возникнуть у пациентов. Дамокловым мечом над врачами висят несколько статей Уголовного кодекса — 109-я, 218-я, 238-я и другие. А так как по 109-й и 118-й статьям срок подачи исков в суд ограничен, многие дела переквалифицируют в 238-ю статью УК РФ, которая предусматривает тюремное заключение. При таком подходе полстраны может пойти в тюрьму. И кто в таких условиях будет работать? Врачи осторожничают, перестраховываются, а это в свою очередь опасно для пациентов. Тюрьма не сделает врача лучше. Иногда хороший врач работает много лет, обладает колоссальным опытом, спасает тысячи жизней, и вдруг несчастный случай — и врача отправляют в тюрьму. Разве так можно?
Число жалоб на врачей увеличилось за последние пять лет в три раза — с 2 тысяч до 6 тысяч — много это или мало? Ежегодно в поликлиниках и стационарах по стране фиксируется до 2 миллиардов обращений за медицинской помощью. Получается, несколько тысяч жалоб — капля в море. Мы посмотрели на динамику в других странах: количество жалоб растет повсеместно. Даже в Германии за 8 лет увеличение почти вдвое. Это общемировая тенденция. Население предъявляет более жесткие требования к медобслуживанию. И, по правде говоря, большинство жалоб не связано с качеством медицинских услуг.
Вот мы и боремся за то, чтобы всех врачей не пересажали и чтобы уголовное наказание предполагалось только за умышленные действия. Работаем в этом направлении со Следственным комитетом. Не все идет гладко, но там начинают понимать нашу позицию. Можно было бы не контактировать со Следственным комитетом, но мы пошли на этот шаг, чтобы понять друг друга и разобраться. Мы твердо стоим на декриминализации врачебной деятельности — врача можно посадить только за умышленные преступления. Вопрос об уголовной ответственности медицинского работника может ставиться только при доказанных умышленных и (или) систематических действиях, приводящих к смерти или инвалидности людей.
Одновременно мы работаем вместе с депутатами Госдумы, инициируя введение уголовной ответственности за нападения на врачей. За последний год в два раза выросло число нападений на медицинских работников — скорой помощи, просто врачей. И страдаем не только мы, страдают и пациенты. Если на всю сельскую больницу один доктор по определенной специальности, а его избили, кто будет оказывать помощь? Конечно, необходимо усиление ответственности за такие преступления против врачей.
В Госдуме уже подготовлен пакет законопроектов о введении уголовной и административной ответственности за воспрепятствование деятельности врачей. Но их предложения пока несовершенны и не защищают медиков в должной мере. Они связали уровень защиты врача с вредом для пациента, а не для самого врача, и это мы считаем неправильным. В их поправках искусственно разделены врач и пациент, в результате этого норма носит дискриминационный характер — права пациента оказываются выше прав врача на безопасность. Нацмедпалата предложила свой вариант поправок. Мы предлагаем включить статью 238.2 УК РФ в раздел 9 «Преступления против общественной безопасности и общественного порядка» в главу 25 «Преступления против здоровья населения и общественной нравственности», в которой сосредоточены деяния, ставящие под угрозу здоровье, а иногда и жизнь неопределенного числа российских граждан.
Мы считаем, что применение насилия, не опасного для жизни или здоровья, либо угроза применения насилия в отношении медработника при выполнении им профессиональных обязанностей должны наказываться штрафом в размере до 200 тысяч рублей или в размере заработной платы либо иного дохода осужденного за период до 18 месяцев, либо принудительными работами на срок до 5 лет, либо арестом на срок до 6 месяцев, либо лишением свободы на срок до 5 лет. А если было применено насилие, опасное для жизни или здоровья медработника, то мы предлагаем наказывать виновного лишением свободы на срок до 10 лет. За посягательство на жизнь медработника при выполнении им своих профессиональных обязанностей лишать свободы на срок от 12 до 20 лет с ограничением свободы на срок до 2 лет либо пожизненным лишением свободы. Суровые меры, но справедливые. К тому же превентивные — злоумышленник будет знать о предусмотренной в УК ответственности.
А есть ли у врача право на ошибку и что такое врачебная ошибка?
О том, была или не была врачом допущена ошибка, могут судить только врачи. И во всем цивилизованном мире случаи, когда у пациента или его родственников есть претензии или вопросы к качеству лечения, разбирают специальные врачебные комиссии.
Мы сделали подобное и у нас: создали уникальную систему независимой профессиональной экспертизы, когда во главе этой комиссии стоит не доктор, а юрист или судья; документы на разбор приходят в обезличенном виде. Мы их рассылаем для анализа экспертам из других регионов: из Москвы, допустим, в Санкт-Петербург или Смоленск и т. д. Как показывает практика, не всегда эти комиссии защищают врачей. Если медик виноват, то он ответит за свои ошибки. А какое самое страшное наказание для врача? Совсем не тюрьма, а лишение возможности заниматься профессиональной деятельностью. Может или нет врач продолжать работать, это должен решать не суд, а профессиональное врачебное объединение, как происходит в других странах.
Тут открывается еще один большой пласт деятельности Нацмедпалаты — профессионализм. Мы за него ответственны. Уже сейчас выстраиваем необходимую структуру: образовательное учреждение учит, а допуск к профессии осуществляет профорганизация. Мы занимаемся разработкой профессиональных стандартов: что каждый доктор должен знать, уметь, делать. На основании профессиональных стандартов вырабатывается образовательный стандарт. И то, готов ли врач выполнять свои обязанности, имеется ли аккредитация, допуск к профессии — все эти вопросы находятся в компетенции Нацмедпалаты.
На ваш взгляд, как должны быть сегодня выстроены отношения между врачом и пациентом?
На взаимном уважении. И, безусловно, на закрепленном законодательно правовом регулировании этих отношений. Мы многое делаем для защиты врача, наша независимая медицинская экспертиза защищает интересы в том числе и пациентов. Кроме того, постепенно мы вводим в России обучение конфликтологии. Это необходимо, чтобы конфликтов между врачами, пациентами и их родственниками было меньше.
Сейчас набирает популярность потребительский экстремизм, который проник и в медицинскую сферу. Как бороться с этим явлением?
В Нацпалате мы проводим серию правовых семинаров для медиков, где юристы рассказывают о том, как грамотно вести себя с пациентами, как действовать, если имеешь дело с так называемым пациентским экстремизмом. Основной совет юристов — аккуратно и полностью ведите документацию. Если врач все делает правильно, все свои действия фиксирует в документах, то «повесить» на него несуществующую вину будет существенно сложнее. Ну и, конечно, надо в целом идти в направлении декриминализации деятельности врачей, это поумерит аппетиты некоторых особо рьяных стяжателей.
И в заключение хотелось бы поинтересоваться, как складывается сотрудничество с Беларусью?
У нас давние партнерские отношения с Белорусской ассоциацией врачей. Обмениваемся опытом и надеемся, что с каждым новым годом наше сотрудничество будет только углубляться.